Книга Обещания богов, страница 42. Автор книги Жан-Кристоф Гранже

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Обещания богов»

Cтраница 42

Минна здорово дрейфила. Она молилась, чтобы издалека ее можно было принять за мужчину. Широкие брюки, вельветовая куртка, поверх которой она накинула плащ, стянув его поясом. И не забыла про пресловутый берет художника, à la française… [76] В целом могло сойти.

Наконец показался пакгауз, где приютился «Гинекей». Окна были занавешены, никакой вывески у входа. Только фонарь — вроде ночника — подмигивал вам издали. Мысль разместить подобный клуб рядом с доками была поистине гениальной. Никому не пришло бы в голову искать сливки лесбийского сообщества Берлина среди деревянных ящиков и покрытых татуировками портовых грузчиков.

На самом деле в Третьем рейхе лесбиянок не преследовали так, как гомосексуалов. В те времена статья 175 германского уголовного кодекса осуждала только сексуальные отношения между мужчинами. Такого преступления, как лесбиянство, просто не существовало. Но лишняя осторожность никогда не повредит…

Минна постучала. В окошке мелькнул чей-то глаз, замок щелкнул, занавеска поднялась, и она очутилась внутри. Место было еще живописнее, чем ей запомнилось. Кирпичные стены покрыты белой блестящей краской, столы освещены подвесными лампами на светильном газе. Пламя рожков, казалось, резвилось в дымном воздухе, как блуждающие огоньки. В дополнение на столах горели маленькие свечи…

В первом зале Рут не было. Художница ничего не стала ей объяснять. Ни слова о причинах этого загадочного свидания, никаких объяснений по поводу «срочности». Но Минна достаточно хорошо ее знала, чтобы понять, что дело не в капризе.

Второй зал, поменьше, был разделен на альковы, скрытые за белыми занавесями, и находящиеся внутри посетительницы отбрасывали на них завораживающие китайские тени. Казалось, в помещении витают призраки.

Внезапно одна из занавесок откинулась, и появилась Рут Сенестье с широкой улыбкой на личике стареющей куклы. На ней был такой же берет, как на Минне.

— Здравствуй, фройляйн! — сердечно сказала она.

Минна скользнула за стол и со смехом заявила:

— Как же я рада тебя видеть!

— Надо же, целая вечность прошла. Ты по-прежнему сидишь в деревенской глуши со своими психами?

Минна не ответила, но выражение лица свидетельствовало, что удар попал в цель.

— Ладно, — бросила Рут, вставая, — принесу-ка я нам абсент.

Она испарилась в шуршании занавесей. Сквозь приоткрытую штору Минна оглядела обычную клиентуру «Гинекея»: женщины в смокингах, апаши с намасленными челками, полуголые создания в птичьих или лисьих масках, и прочая экзотика вроде дам, которые целовались друг с другом взасос.

— Madame est servie! [77] — сказала Рут по-французски.

Она внесла серебряный поднос с бутылкой абсента, графином ледяной воды, а также двумя ложечками, сахарницей и двумя резными рюмочками.

«Гинекей» гордился тем, что подает лучший абсент во всем Берлине, но, насколько было известно Минне, клуб оставался единственным местом, где его вообще еще можно было найти.

Она наблюдала, как Рут приступила к пресловутому ритуалу. Сначала по порции алкоголя в рюмки, поверх которых она пристроила ажурные «лопаточки» для абсента. На них она положила по кусочку сахара, а затем стала медленно лить ледяную воду. По мере того как таял сахар, абсент на дне мутнел.

Глядя, как в зеленом алкоголе образуются непрозрачные облачка, Минна думала о судьбе Рут. Она познакомилась с ней в двадцатые годы в госпитале «Шарите», в самом начале своей учебы, когда художница еще изготавливала медные маски для изувеченных на Большой войне. Минна немедленно влюбилась — и в ее искусство, и в нее как личность.

Для Минны Рут, которая была старше на добрый десяток лет, стала образцом для подражания. Исполненная творческой энергии и в то же время альтруизма, она была прямой противоположностью художнику-одиночке, затворившемуся в башне из слоновой кости. Заработка ради она долгое время публиковала свои рисунки в таких журналах, как «Die Dame» или «Симплициссимус» [78]. Помимо этого, в своей мастерской она лепила забавных зверьков, которые начали пользоваться успехом за границей.

Рут Сенестье словно шла в обратном направлении по сравнению с декадентским Берлином. Когда город был средоточием всех извращений и задыхался под тяжестью грехов, Рут вела монашеский образ жизни, полностью посвятив себя искусству. Потом, когда нацизм постриг всех под одну гребенку, она осознала собственные склонности и выбрала лесбийскую любовь. На сегодняшний день Рут коллекционировала романы с женщинами. Таков был ее персональный способ обозначить протест и поставить подпись художника.

Она протянула Минне рюмку, от которой исходил резкий запах аниса.

— Na zdarovie! — воскликнула она по-русски. — За нас!

Минна кивнула и отпила глоток, откинув голову назад. Она не была большой любительницей этой ликерной выпивки, но всякий раз, когда приходилось мериться силами с зеленой феей, у нее возникало ощущение, что она переносится в Париж конца прошлого века, в город ее любимых поэтов — Бодлера, Верлена, Рембо…

Она аккуратно поставила рюмку на стол, держа ее большим и указательным пальцами, и спросила:

— Так к чему такая срочность? Расскажи мне все.

37

Рут Сенестье не успела открыть рот, как занавеска снова откинулась. Появилась женская голова с большими ушами и встрепанной шевелюрой песочного цвета. Человек — простите, женщина — сжимала в зубах трубку на манер Попая [79]. Она была так пьяна, что носогрейка казалась единственным, за что она цеплялась, чтобы сохранить равновесие.

— Тебя уже обыскались! — проворчала незваная гостья с сильным славянским акцентом.

— Катись отсюда.

И не подумав послушаться, женщина, спотыкаясь, протиснулась в кабинку.

— Не познакомишь меня со своей подружкой?

Протянув руку, чтобы помешать пришедшей рухнуть на столик, Рут вполголоса бросила Минне:

— Ивана Куоккала, русская художница.

Соломенная женщина ухмыльнулась; на ней была куртка с поднятым воротом.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация