— Лучше расскажите мне, что произошло сегодня утром в Мейерс-Хофе.
Бивен попытался сглотнуть: ему показалось, что горло издало странный звук, будто лезвием провели по точильному камню. В нескольких словах он описал произошедшее. Несколько важнейших фактов он не упомянул: ни слова об убийстве Рут Сенестье, о Мраморном человеке и его маске, о подмене личностей, об участии в расследовании двух штатских.
— Это все? — поинтересовался обергруппенфюрер после пятиминутного монолога Бивена.
Пернинкен умел распознавать несуразицу, когда ее совали ему под нос.
— Нет, — поспешил Бивен. — Мы обнаружили у Йозефа Краппа женскую обувь.
— И вам этого достаточно, чтобы считать его убийцей?
— Он сбежал при нашем появлении, обергруппенфюрер.
— Все бегут при вашем появлении.
— Он был вооружен, обергруппенфюрер. Он офицер СС. Он использует свой клинок, чтобы убивать жертв.
Пернинкен принялся расхаживать перед Бивеном, прямой, как древко от знамени. Его привычные уловки. Франц чувствовал свинцовые испарения. Вечные его штучки с магнетизмом. Вечный запах, как у дантиста.
— Итак, вы этим утром отправились арестовать Краппа?
— Именно так.
— Не предупредив меня.
— Я решил действовать без промедления и был не прав.
— И взяли с собой минимум людей.
— Я хотел провести арест как можно более скрытно.
— При задержании столь опасного убийцы? Вам следовало взять батальон!
Бивен резким движением склонил голову. На языке нацистов это означало раскаяние.
— Повторяю: это была ошибка. — Он решил рискнуть и попробовать оправдаться: — Но в этом расследовании нам изначально было приказано проявлять крайнюю сдержанность.
— И в результате подозреваемый от вас ушел. Сколько вас было?
— Я, мой заместитель Гюнтер Хёлм и мой помощник Альфред Марк.
— Мне говорили о штатском…
Кто за ним шпионил? Его собственный шофер? Или за ним пустили хвост из других гестаповцев? Хотя Бивен готов был поспорить, что донес блокляйтер Мейерс-Хофа.
— Не понимаю, о ком вы говорите, — уверенно солгал он.
— Оставим это. Вы знаете, где теперь ваш подозреваемый?
— Нет.
— И как вы собираетесь его найти?
Бивен решил сыграть в открытую. В его нынешнем положении…
— Проблема в его лице, обергруппенфюрер. Йозеф Крапп обезображен.
— Тем легче будет его обнаружить.
— Он носит маску.
— Маску?
Франц предпочел не вдаваться в подробности:
— Некоторые получившие ранение лица воспользовались услугами Красного Креста: им изготовили медный протез, чтобы сделать внешний вид более удобоваримым.
— Так в чем суть проблемы?
— Мы не знаем, на что похожа эта маска.
Бивен ожидал, что сейчас упадет нож гильотины, но Пернинкен лишь обронил:
— Йозеф Крапп офицер СС, его наверняка не так уж сложно отыскать.
В этом замечании брезжила надежда: Бивен по-прежнему оставался в игре.
— Согласен с вами, обергруппенфюрер. Но после этой… неудачной операции Крапп спрячется и…
— Никто не может уйти от гестапо.
Бивен щелкнул каблуками и едва не гаркнул «Хайль Гитлер!», чтобы выразить свое полное согласие.
— Но вы правы, расследование теперь усложняется, потому что вы так глупо лишили нас эффекта неожиданности. Вот почему я решил подсоединить к вам другую команду. И руководить ею будет гауптштурмфюрер Грюнвальд.
Бивен чуть не завопил. Из всех возможных плохих новостей эта была наихудшей.
— Я знаю ваше мнение о Грюнвальде, — продолжил Пернинкен почти насмешливо.
За его спесью проглядывала улыбочка ребенка, который развлекается тем, что машет красной тряпкой перед носом быка — стоя по другую сторону ограды, разумеется.
— Однако он ответственный и добросовестный офицер. Он внесет в расследование четкость, которой вам недостает.
— Так точно, обергруппенфюрер!
— Пока мы с вами беседуем, он изучает досье. Я жду вас обоих здесь в полдень, чтобы подвести итоги и принять решение о дальнейших действиях.
— Так точно, обергруппенфюрер.
Бивен постарался отвечать как можно энергичнее. На самом деле он чувствовал, как по спине ползут струйки холодного пота. В досье не было ничего, абсолютно ничего, указывающего на причины, по которым подозрения пали на Йозефа Краппа.
И пяти минут не пройдет, как Грюнвальду станет ясно: существует и другое расследование — скрытое, проводимое вместе со штатскими, к тому же психиатрами.
— Я даю вам еще сорок восемь часов, — заключил Пернинкен. — Возьмите столько людей, сколько вам нужно, передайте информацию во все наши инстанции, расспросите блокляйтеров, а главное, будьте совершенно откровенны с Грюнвальдом. Я хочу, чтобы обе команды работали в духе солидарности.
— Обергруппенфюрер, значит ли это, что каждый будет в курсе…
Пернинкен ударил кулаком по столешнице — вообще-то, он всегда был так спокоен и холоден, что казался куском розоватого льда, но всем было известно, что он способен на взрывы гнева, граничащие с трансом.
— Вы не понимаете, что уже слишком поздно, гауптштурмфюрер? Если Грюнвальд подтвердит серьезность ваших доводов, тогда мы начнем большую игру.
Перед глазами Бивена вновь встала фигура в мундире с занавешенным черной вуалью лицом. Тень, призрак.
— Вы пересекли черту, — добил его Пернинкен. — Если дело получит огласку, то по вашей вине. Будем надеяться, что нам удастся удержать скандал в наших стенах. Возьмите людей, задействуйте своих информаторов, переверните весь Берлин, но доставьте этого монстра сюда, в мой кабинет. И не забудьте: он мне нужен живым.
— А… «Вильгельм-клуб», обергруппенфюрер?
Тот непонимающе на него посмотрел.
— Вы знаете, эти женщины организовали клуб, в отеле «Адлон». Убийца вроде бы выбирает своих жертв среди них и…
— Не говорите им ничего. Мужья жертв в курсе, и уже это слишком. Не хватало еще паники в дамском курятнике!
Бивен подумал о Грете Филиц. Он уже велел Хёлму организовать ей личную охрану. Новая жертва стала бы худшим, что может случиться.
К Пернинкену вернулось обычное спокойствие.
— Сосредоточьтесь на Краппе, mein Gott! Охота на человека в Берлине — вам же это должно быть по вкусу!
62
Франц Бивен не стал ждать, пока Грюнвальд закончит «изучать» досье и явится задавать ему ядовитые вопросы. Он объяснил ситуацию Динамо и велел разыгрывать из себя идиота до его возвращения. Потом сбежал по одной из служебных лестниц — незаметной, пыльной и темной, ровно то, что требовалось, — быстрым шагом пересек двор, даже не бросая своих обычных «Хайль Гитлер!».
