Еще один ответ на вопрос, зачем нам память, заключается в том, что сбои автобиографической памяти на самом деле не ошибка, а полезное свойство. Чтобы память была полезна, она должна обновляться и интегрироваться с последующим опытом, даже если он изменяет воспоминания о первоначальном событии. А значит, полезно, чтобы воспоминания были пластичными, так их можно встроить в настоящее. В большинстве случаев общие воспоминания, которые складываются из множества походов на пляж, полезнее для принятия будущих решений и поведения, чем 50 отдельных, детальных и точных воспоминаний о пляже. Потеря деталей вследствие повторения позволяет эффективнее использовать ограниченные ресурсы мозга.
Неудивительно, что наши воспоминания о событиях часто неточны, потому что сам механизм изменения воспоминаний часто бывает полезен. Что удивительно, так это то, что мы обычно отказываемся это признавать в повседневной жизни. Люди имеют прирожденную склонность создавать правдоподобные истории из фрагментов воспоминаний. Из-за этой склонности выстраивать нарративы мы часто уверены в правдивости туманных воспоминаний и позволяем им стать основанием для ключевых представлений о себе.
■ ■ ■
В дополнение к воспоминаниям о событиях мы также храним воспоминания о фактах и понятиях, не связанных с конкретным событием. Например, я могу назвать столицу Монголии, Улан-Батор, хотя даже не помню, откуда это узнал. Или могу верно вспомнить факт, но неправильно вспомнить его источник и время, когда я его узнал, решив, что выучил его в старших классах, хотя на самом деле прочитал это в прошлом году в Википедии. Аналогично я могу объяснить, что такое транзитивность в математике, хотя не помню, когда и как у меня появилось это знание.
Психологи называют такой разрыв связей факта или понятия с событиями “амнезией в отношении источника”, и она в той или иной степени есть у каждого, хотя в большей степени выражена в пожилом возрасте
[95]. В среднем наша память о фактах и понятиях хотя и не идеальна, но обычно точнее, чем память о событиях. Возможно, оттого, что она менее детальна и меньше связана с контекстом, чем события, воспоминания о которых включают все органы чувств. Факты и понятия в каком-то смысле – уже выжимка из опыта.
Возвращаясь на уровень индивидуальных различий, мы можем сказать, что “У Фреда плохая память” или “У Салли память хорошая”. Но, конечно, память – не единый феномен. Нельзя просто сказать, что некоторые люди хорошо помнят факты и понятия, но плохо – события. Способность людей помнить определенные факты и понятия тоже изменчива в широких пределах. Мы все знаем людей, способных с потрясающей точностью воспроизвести комедийный стендап, но при этом с трудом запоминающих мелодии. Другие с трудом соотносят имена с лицами, но отлично помнят прочитанное. Причем люди с хорошей памятью на прочитанное задействуют разные стратегии. Одни запоминают визуальный образ страницы с текстом, а другие – только звуки и значения слов, не обращаясь к образу страницы.
Память на события, факты и понятия относится к категории так называемой эксплицитной памяти – специфической информации, которую можно извлечь сознательным умственным усилием. Именно эксплицитную память мы и подразумеваем, когда говорим о памяти в бытовом разговоре. Однако есть и другой тип памяти, не менее важный, но менее обсуждаемый. Это имплицитная память, которая приобретается и используется неосознаваемо, без умственного усилия. Имплицитные воспоминания обычно приобретаются путем повторения, а не в результате единичного события
[96]. Строго говоря, имплицитные воспоминания устойчивее эксплицитных и хранятся в других областях мозга. Вот почему вы можете рыскать по дому в поисках своего кошелька (эксплицитная память), но вряд ли забудете, как ездить на велосипеде (имплицитная память). Наша индивидуальность в той же степени сформирована неосознаваемым содержанием имплицитной памяти, как и эксплицитными знаниями о фактах, событиях и понятиях, которым уделяется так много внимания.
На рис. 7 подводится итог многолетних попыток выделить типы долговременной памяти. Данные, положенные в основу этой классификации, часто получают при анализе пациентов с поражениями мозга. Например, у людей с травмами медиальной области височной доли мозга может возникать глубокая антероградная амнезия – неспособность сохранять новые воспоминания после наступления травмы. Они также в разной степени подвержены и ретроградной амнезии, когда стирается память о периоде в несколько месяцев или лет до травмы, но более старые воспоминания остаются невредимыми
[97]. Сначала считалось, что люди с поражением медиальной области височной доли вообще не способны формировать новые воспоминания. Но со временем выяснилось, что способность формировать новые имплицитные воспоминания у них сохраняется.
Читать отраженный в зеркале текст – поначалу трудная задача, но с практикой навык улучшается. Если человек с повреждениями медиальной области височной доли будет три дня по полчаса в день тренироваться в зеркальном чтении, то на четвертый день он справится с тестовым чтением быстрее. Но, если вы спросите такого человека, читал ли он когда-либо прежде зеркальный текст, он ответит отрицательно. У него нет воспоминаний о задании, комнате или людях, которые ему помогали
[98]. Воспоминания о тренировках зеркального чтения – это форма эксплицитной памяти, для которой необходима неповрежденная медиальная область височной доли. Но улучшение навыков зеркального чтения – это умение, то есть форма имплицитной памяти, которая сохраняется, даже когда височная доля повреждена. Чтение через зеркало – когнитивный навык. Моторные навыки, такие как умение играть в теннис, тоже сохраняются у больных с поражением височной доли
[99].
