– Почему?
– Потому что это глупо. Но… – Она снова взяла бокал – свой или его? – и сделала глоток, не сводя с Ноя глаз. – Если бы я решила сделать глупость, то легла бы с тобой в постель. Я не против секса и думаю, что ты хороший любовник.
Он открыл рот, но тут же закрыл его и откашлялся.
– Извини. Сейчас я отдышусь и соображу… Ты размышляешь, не стоит ли тебе сделать глупость и лечь со мной в постель?
– Верно. – «Замечательно, – подумала Оливия и сделала еще один глоток. – Просто замечательно». Наконец-то ей удалось сбить его с ритма. – Разве ты клонил не к этому?
– Ну… наверно. Но делал это весьма неуклюже, да?
– В твоем поцелуе не было ничего неуклюжего.
Ной потер ладонью щеку. С чего он взял, что знает ее вдоль и поперек?
– Почему я чувствую себя так, словно должен сказать тебе спасибо?
Она засмеялась и пожала плечами.
– Послушай, Ной, зачем смешивать здоровые животные инстинкты с чувствами и искать оправдания? Я не очень часто занимаюсь сексом, потому что… ну, во-первых, дел много, а во-вторых, я разборчива. Но когда занимаюсь, то считаю это естественным, а иногда приятным занятием, которое не следует портить жеманством и притворством. Иными словами, подхожу к этому как мужчина.
– Ага, понял. Гм-м…
– Если тебя это не устраивает, не стоит строить иллюзии. – Она допила вино и отставила бокал. – Кстати, я припоминаю, что ты говорил об обете целомудрия, так что, может быть, весь этот разговор вообще ни к чему?
– Ну, я пока такого обета не давал. Только так, подумывал…
– Значит, нам обоим есть о чем подумать. А теперь мне действительно пора.
– Я отвезу тебя.
– Сойдет и такси.
– Нет, отвезу. От вождения проясняется в голове. Ты очаровательна, Оливия. Ничего удивительного, что ты так надолго врезалась мне в душу. – Он снова взял ее за руку; казалось, Оливия начинала к этому привыкать. – Твои вещи все еще в машине, верно?
– Да.
– Тогда пошли. Давай ключи.
Оливия выудила их из кармана, отдала Ною, и они пошли к выходу.
– Разве ты не будешь включать сигнализацию?
– А, черт! Верно. – Говори, приказал он себе, набрав код и захлопнув дверь. Нужно было сменить тему; прежней его нервная система просто не выдержала бы. – Ты легко добралась сюда?
– У меня была карта. А в картах я разбираюсь. Машина у тебя хорошая, – добавила она, устроившись на пассажирском сиденье. – Слушается руля идеально.
– Сумеешь открыть крышу? Она слегка улыбнулась.
– Попробую. – Когда машина набрала скорость и в лицо ударил порыв ветра, Оливия засмеялась от удовольствия. – Да это настоящая пуля! Сколько раз в год тебя штрафуют за превышение скорости?
Он подмигнул.
– Я сын копа. И очень уважаю закон.
– О'кей. Сколько раз в год отцу приходится хлопотать за тебя?
– Какие счеты между родными? Слушай, раз уж ты здесь… Отец будет рад увидеть тебя. И мать тоже.
– Если будет время. Я пока не знаю, какие планы у тети.
– Я думал, ты не любишь притворства. Оливия взяла темные очки, оставленные ею на приборной доске, и надела их.
– Ладно. Я не знаю, сумею ли справиться с собой, если увижу его. Не знаю, как вообще переживу эти несколько дней. Я приехала специально для того, чтобы проверить себя.
Она опустила стиснутые кулаки на колени.
– Я не помню Лос-Анджелес. Все, что я помню, это… Ты знаешь, где стоит… нет, стоял дом моей матери?
– Да. – Надо будет договориться с нынешними владельцами об экскурсии.
– Поезжай туда. Я хочу туда.
– Лив, ты не сможешь войти внутрь.
– И не нужно. Я хочу посмотреть на него снаружи.
Страх что-то нашептывал на ухо, по коже бежали мурашки. Но она заставила себя постоять у ворот. Стены, окружавшие участок, были высокими, толстыми и ослепительно белыми. Дом стоял вдалеке и скрывался за деревьями, но она видела его очертания. Он был таким же ослепительно белым, с красной черепичной крышей.
– Здесь есть сады. Не помню, сколько их было. Чудесные сады с экзотическими деревьями. Один из них был разбит под огромными тенистыми деревьями. В нем был пруд с золотыми рыбками и кувшинками. А над прудом – мостик. Белый мостик. Мама говорила, что он как из сказки.
Оливия скрестила руки на груди, ссутулилась, как будто ей было холодно.
– А в другом росли только розы. Десятки розовых кустов. Когда я родилась, он купил белый розовый куст и сам посадил его. Я помню, что он говорил мне об этом. Посадил его сам, потому что этот куст был особенный. Когда он уезжал из города или возвращался домой, то всегда клал мне на подушку белую розу. Интересно, какими эти сады стали теперь…
Ной молчал. Просто растирал ладонью затылок и слушал.
– Дом был такой большой. Он казался мне дворцом. Парящие потолки и огромные окна. Комната за комнатой, комната за комнатой, и каждая из них отличается от другой. Я спала в кровати под балдахином. – Она сильно вздрогнула. – Теперь я не могу спать под чем-то. До сих пор я не понимала, почему. Кто-нибудь каждый вечер рассказывал мне сказку. Мать или он, а если их не было, то Роза. Но у Розы сказки были неинтересные. Иногда они устраивали вечеринки, а я лежала в кровати и слышала музыку и смех. Моя мать любила гостей. В доме постоянно кто-то был. Тетя Джейми, дядя Дэвид. Ее агент, дядя Лу. Он всегда приносил мне мятную палочку. Такую толстую, старомодную. Понятия не имею, где он их брал.
Часто приходил Лукас Мэннинг. Должно быть, это было тогда, когда мой… он ушел. – Она не могла сказать «мой отец». Просто не могла выговорить эти слова. – Я помню Лукаса в доме и на берегу пруда. Он умел рассмешить мою мать. Лукас казался мне хорошим, но как-то по-другому, чем остальные. Дети знают, когда перед ними притворяются. Я хотела, чтобы Лукас мне нравился, потому что он смешил маму, и в то же время мне хотелось, чтобы он перестал приходить, потому что тогда он мог бы вернуться домой.
Она опустила голову и уперлась лбом в ворота.
– И он вернулся. Вернулся домой и убил ее. А я не могу сделать это. Не могу сделать это. Не могу.
– Все в порядке. – Ной привлек ее к себе и продолжал крепко держать даже тогда, когда Оливия уперлась кулаками в его грудь, стараясь отстраниться. – И не нужно. Пойдем, Оливия.
Она открыла глаза и заставила себя снова взглянуть на белеющий вдали особняк.
– Я бегу от него и бегу к нему всю свою жизнь. Но на этот раз я выбрала направление и никуда не сверну.
Ною хотелось взять ее на руки, убаюкать, отнести в машину и увезти. Но кто-то уже делал это всю ее жизнь.
