Я отправился на один из обедов Шарлотты. Джеки мгновенно проявила интерес и вовлеченность, задавала вопросы, а Электа была как ламантин – огромной, медлительной, доброй. Джеки произвольно заменяла слова – например, назвала свою машину «моя виза». В начале обеда она стала декламировать Рильке в бешеном темпе без выражения, но когда Шарлотта попросила ее более четко повторить стихи, она сказала: «Я не могу; это слишком больно». С гордостью она рассказала мне, как запоминала стихи в ванной: «Я повторяю их, лежа в холодной воде». Она убедительно говорила о важности физических упражнений для лечения психических заболеваний, а затем добавила: «Когда я играю теннис с моей сестрой, я могу сказать, когда она хитрит. Она так планирует свои действия. Она хитрит».
Потом начался настоящий хаос. Когда я спросил Джеки о ее лекарствах, она объяснила, что не может принимать противозачаточные таблетки, потому что не хочет варикозного расширения вен. «Но я не думаю, что какой-либо мужчина, кроме духа моего отца, мог бы сделать меня беременной, – сказала она. – Так сказано в Библии, которую Он написал. Я чувствую ответственность, точно так же, как Иисус Христос чувствовал ответственность, когда он раздал две тысячи сигарет. Это не были сковородки с хлебом. Это были сигареты, на мой взгляд. Вот почему она продолжает убивать моих дочерей, которые были у меня от духа моего отца. Одна из них почему-то старше меня на десять лет. Другой я дала доллар и 25 центов на газировку. Я предпочитаю иметь детей от женщин. Большинство людей не признают, что они геи, хотя это так. По моему мнению, они все геи».
Потом она внимательно посмотрела на меня и вдруг сказала: «Хотите еще огурцов?» и протянула мне тарелку. Я взял еще несколько огурцов. «Мне очень нравится моя дневная программа, – сказала она, – и я также очень тесно связана с поэзией. Я люблю заниматься искусством. Это настоящее удовольствие в моей нынешней жизни». Так же легко, как перешли в психоз, мы снова оказались на твердой почве. Джеки явно не уловила этой смены. Позже Шарлотта сказала: «Это состояние приходит и уходит. Кажется, это никому не причиняет вреда, в том числе и ей, хотя к этому нужно привыкнуть».
У Электы практически нет продуктивных симптомов. «Если у Джеки шизофрения, – сказала Шарлотта, – то Электа, похоже, лечится от болезни, которой у нее нет. Но она у нее, конечно, есть; это просто такое рассеянное состояние». Негативные симптомы у Электы гораздо более выражены. «Я просто чувствую вялость, – говорит она. – Мне приходится пинать себя, чтобы сходить за продуктами. Я способна на это только раз в месяц. Поэтому ем много несвежих продуктов». Когда я спросил Электу о том времени, когда она перестала принимать лекарства и была больна, на ее глаза навернулись слезы. «Мне хотелось снова чувствовать себя в порядке», – сказала она.
«Я помогу тебе! – перебила Джеки. – Подожди здесь», – сказала она и убежала, чтобы найти записи своих недавних стихотворений. Одно из них было почти бессмысленным, но в другом были такие строки:
И когда я попытался найти любимую,
чтобы показать, как сильно ее люблю,
все, что я обнаружил, было пустотой и безумием
с громким звуком на заднем плане,
заглушавшим мой голос каждые четыре секунды…
«Громкий звук» – это навязчивые голоса, постоянно возвышающиеся над любыми усилиями рационального ума, и рациональный ум написал это стихотворение, которое демонстрирует поразительно глубокий уровень самопознания для того, кто полагал родить 400 детей от духа собственного отца. Я подумал об Эринниях, преследующих Ореста, о бессмысленных страданиях из-за непрекращающихся истязаний. Я сказал Шарлотте: «У вас не хватит на это рук». «Иногда жизнь – это не про выбор», – ответила она.
Когда решимость пациента продолжать принимать ненавистные лекарства пропадает, члены семьи часто первыми замечают это и вмешиваются, несмотря на препятствия, которые может создать пациент. Родители всегда стремятся пробудить в ребенке чувства, которые к нему испытывают. Как и больные аутизмом, люди с шизофренией часто описываются как неспособные к эмоциональной привязанности, но так бывает редко. «Притупленный аффект или эмоциональная выхолощенность, ставшая маркером шизофрении, не всегда присутствуют, и во многих случаях эмоции не притупляются бóльшую часть времени»
[903], – считает Дебора Леви. Эксперты по шизофрении Ларри Дэвидсон и Дэвид Стейнер пишут: «Хотя они, возможно, кажутся сделанными из дерева и пустыми для других, а может быть, крайне дистанцированными даже от самих себя, люди с шизофренией часто описывают горячее желание любви и отношений, которое резко контрастирует с образом пустой раковины»
[904]. Родителям было бы полезно знать, что большинству больных шизофренией нужна хотя бы полутень, намек любви, даже если здоровому человеку кажется, что она не проникает в их изолированную душу.
Пациенты, имеющие доверительные отношения с кем-то – родителем, другом, врачом, – чаще принимают лекарства. «Около 40–50 % моих пациентов не соблюдают режим приема препаратов, – рассказывала Жанна Фрейзер, которая работает в основном с молодыми больными в больнице им. Дж. Маклина. – Иногда они приходят ко мне и говорят: „Доктор Фрейзер, я чувствую себя лучше и хочу прекратить прием лекарств“. Для меня очевидно, что некоторые это сделают даже без моего одобрения. Поэтому я отвечаю: „Я не думаю, что это мудрое решение, потому что это увеличит риск рецидива. Но, возможно, на данном этапе вашего лечения очень важно это выяснить“. Затем мы формулируем план снижения их дозировок примерно на 30 % каждую неделю. Я говорю: „Я хочу поддержать вас в том, что, по вашему мнению, должно произойти. Но вы должны пообещать, что вы и/или ваши родители немедленно отправите мне сообщение, если у вас снова появятся галлюцинации. Вы должны согласиться с тем, что, если это произойдет, вы снова вернетесь к своим лекарствам“. Я рассказываю семьям о возможности возникновения суицидальных мыслей. Почти у всех этих больных симптомы рецидивируют, так что они понимают, что им действительно нужны препараты. Это обучение. Если человек действительно в состоянии декомпенсации, он не понимает, что с ним происходит, но пока все только начинается, есть ресурсы понять, что что-то не так. Им становится страшно. Тогда есть надежда, что они обратятся ко мне»
[905].
Мать одного больного шизофренией сказала мне, что «врач ее сына попросил его написать девиз и прикрепить его к холодильнику. Он написал: „Я хороший человек, и другие люди тоже думают, что я хороший“, – и это имело огромное значение для него»
[906].
