Клэр Аллан, поняв, в чем необходимость «Безумной гордости», сказала: «Люди должны разыгрывать карты, которые им сдали, и они становятся собой, делая это. Разве кто-нибудь всерьез хотел бы, чтобы у его ребенка были проблемы с психическим здоровьем? У партнера? У друзей? Реальность, которую я знаю по собственному опыту, опыту друзей и подопечных, – это безнадежность и отчаяние». Элисон Йост из Междисциплинарного центра биоэтики Йельского университета написала, что можно сопоставить «Безумную гордость» с движением за права недееспособных. «Но на самом деле, – продолжала она, – независимо от того, насколько дестигматизированным становится наше общество, психические заболевания всегда будут вызывать страдания»
[947].
Сын Уолтера Форреста, Питер, заболел шизофренией в первый год обучения в средней школе
[948]. Он спорил с братьями и сестрами так агрессивно, что приходилось его физически сдерживать. «Было похоже, что у него сорвало крышу, – говорит Уолтер. – Он всегда был мистером Популярность, затем начались небольшие проблемы с социальной адаптацией, а теперь нам пришлось скручивать его на полу». Несколько недель спустя в машине Питер сказал: «Папа, не держи так руль, иначе я выйду». Уолтер был озадачен. «У Питера было необычное чувство юмора, поэтому я пытался понять, в чем же шутка? – сказал он. – Несколько дней спустя Питер обратился к школьному психиатру и растворился в полной беспомощности».
Болезнь Питера быстро дошла до острой стадии. Отец каждый день видел ухудшение. Однажды ночью Питер устроил засаду на отца и попытался вытолкнуть его в окно. В конце он напал на Уолтера с кухонным ножом, и Уолтеру пришлось вызвать полицию. Питера поместили в отделение интенсивной терапии на шесть месяцев. Как и большинство родителей, Уолтер боролся с постепенным осознанием того, что проблемы его сына не являются временными. Он объясняет: «Врач, который помог больше всех, сказал: „Представьте звездного квотербека. Его сбивает грузовик, он ломает все части тела. Надеяться нужно не на то, что он и дальше сможет быть звездным квотербеком, а на то, что он снова будет ходить“». Питер живет в интернате и навещает отца четыре раза в год. «Я приглашаю его на ужин, он остается переночевать и уезжает, – говорит Уолтер. – Есть ли что-то позитивное в этих отношениях? Есть ли приятные моменты? Нет. Я хотел бы, чтобы он имел работу хоть с минимальной заработной платой, покупал продукты в магазинах и чувствовал, что может что-то для себя делать. Но чем ему лучше, тем хуже, тем печальней – потому что понимать, каким ты мог бы быть, очень тяжело. Честно говоря, было бы лучше, если бы он умер. Лучше для него, лучше для всех. Это самое ужасное, что только можно сказать. Но его жизнь очень, очень тяжела для него и для всех остальных. Почему грузовик просто не раздавил его полностью, если собирался нанести такой ущерб?»
Уолтер долго смотрел в окно. «Я сейчас расплачусь. Знаете, это и есть смерть. Радость – это один из немногих подарков, которые мы можем подарить близким, особенно нашим детям, а я не мог ничего подарить Питеру».
Людей с шизофренией избегают, насмехаются над ними и неправильно понимают. Сейчас достигнут незначительный прогресс в уменьшении стигматизирующего употребления таких слов, как «сумасшедший», «чокнутый», «псих». Когда в Орегонской государственной больнице в 1975 году снимали фильм «Пролетая над гнездом кукушки», который сформировал представление о шизофрении у целого поколения, у продюсеров была возможность показать в кадре настоящих больных, но от этого отказались, потому что больные «выглядели недостаточно странно, чтобы соответствовать образу психически больных людей, сформированному в обществе»
[949]. Хотя закон об американцах-инвалидах должен защищать психически больных, им предоставляется мало средств защиты. Имеющихся амбулаторных программ и условий для стационарной помощи крайне недостаточно, однако условия, при которых люди с шизофренией могли бы жить самостоятельно, тоже не созданы. Американское исследование, проведенное в 1990 году, показало, что 40 % домовладельцев сразу же отказывают арендаторам с психическим расстройством
[950]. Люди, открыто говорящие о своей шизофрении, не имеют полноценной работы, даже если годами находятся в ремиссии. Лишь 10–15 % из них имеют постоянную работу, и работа может оказать на больного крайне благотворный эффект
[951]. Один из ведущих исследователей отмечает: «Ни один метод лечения, который я знаю, не эффективен так, как работа»
[952]. Арендодатели борются всеми силами против непосредственного соседства с лечебными учреждениями и интернатами. Джеймс Бек из Национального института психического здоровья прямо заявил: «Многие люди не переносят работу рядом с хронически больными шизофренией. Врачи и медсестры не любят лечить пациентов, которые не выздоравливают»
[953].
Хотя они могут быть непредсказуемыми, большинство больных шизофренией не опасны. Больные шизофренией совершают убийства в 5-18 раз чаще, чем люди без этого диагноза, обычно в связи со злоупотреблением психоактивными веществами; однако даже с учетом употребления психоактивных веществ убийства совершают только 0,3 % больных
[954]. Исследование, проведенное в 1998 году, показало, что уровень насилия среди психиатрических пациентов, не злоупотребляющих психоактивными веществами, соответствует показателям в общей популяции, но это насилие в пять раз чаще направлено на членов семьи
[955]. Почти каждая четвертая семья, живущая с больным шизофренией, испытывает физическое насилие или угрозу насилия
[956]. Тем не менее, поскольку насилие со стороны шизофреников может быть следствием галлюцинаций и быть направленным на случайных людей, оно связано с таким же ощущением фатальности, как и авиакатастрофы, которых мы боимся гораздо больше, чем смертельных автокатастроф, даже если авиакатастрофы происходят значительно реже.
