В 1945 году во всем мире проводилось пять фортепианных конкурсов, сейчас их 750
[1081]. Роберт Левин, профессор музыки в Гарварде, сказал: «Высоко оцениваемый репертуар – это музыка такой высокой технической сложности, что еще 30 лет назад такое могли исполнять менее 1 % пианистов. Сейчас их около 80 %. Это не свидетельство развития. Это отражение чисто гладиаторского, технического прогресса. Нельзя говорить молодому ученику, чтобы он сначала выучил стихотворение, а потом добавил выражение и экспрессию. С таким же успехом можно сказать шеф-повару: „Сперва приготовьте еду, а потом добавьте вкус“»
[1082].
Сью и Джо Петерсон всегда ставили личные потребности своего сына Дрю выше его таланта, но, казалось, первое и второе часто совпадали
[1083]. Дрю не говорил до трех с половиной лет, но Сью никогда не считала его запаздывающим в развитии. Когда ему было 18 месяцев, она читала ему и пропустила одно слово, после чего Дрю протянул руку и указал на недостающее слово на странице. Дрю не произносил тогда много звуков, но они уже имели для него большое значение. «Церковные колокола вызвали бы у него большой отклик, – сказала Сью. – Он мог остановиться, чтобы послушать, как поют птицы».
Сью, которая в детстве училась играть на фортепиано, научила Дрю основам игры на старом пианино, и он увлекся нотами. «Ему нужно научиться их читать, – сказала Сью. – Поэтому мне пришлось вспомнить то немногое, что я помнила, а именно скрипичный ключ». «Это было все равно что выучить 13 букв алфавита, а потом пытаться читать книги», – сказал Дрю. Он сам разобрался с басовым ключом, и когда в пять лет у него начались настоящие уроки, учитель сказал, что он может пропустить первые шесть месяцев обучения. В течение года Дрю начал исполнять сонаты Бетховена в концертном зале Карнеги-холла и был приглашен в Италию, чтобы выступить на молодежном фестивале, где остальные участники были на десять лет старше него. «Я думаю, что это было невероятно, но также думаю, что мы не должны были воспринимать это слишком серьезно. Он был всего лишь маленьким мальчиком».
У семьи были некоторые разногласия с учителем Дрю, и Сью посоветовали перейти к Миеко Лотто, которая предупредила, что у нее нет времени учить Дрю, но она послушает его, а затем направит к кому-то еще. Когда он закончил играть, Лотто сказала: «У меня есть время по вторникам в четыре»
[1084]. Годы спустя она вспоминала: «Он едва мог дотянуться до педалей, но играл со всеми взрослыми нюансами, какие только можно пожелать». Я подумала: «О боже, это действительно гениально. Он не копирует, ему не надо ничего разжевывать. Его музыкальность исходит изнутри».
Но ее энтузиазм не разделили родители Дрю. Сью говорила: «Это было так неожиданно, что у меня мурашки бежали по коже, – говорит Джо. – Мне казалось, что этого не может быть». Сью не могла возить Дрю на Манхэттен каждую неделю, поэтому она записала его к учителю в Нью-Джерси, которого порекомендовала Лотто. Каждые две недели Лотто писала Сью по электронной почте, чтобы узнать, как идут дела. Каждые несколько месяцев она приглашала Дрю поиграть для нее. «Это казалось чем-то несерьезным, но в ретроспективе это выглядит многообещающим», – сказала Сью.
Однажды по дороге в детский сад Дрю спросил у матери: «Можно, я останусь дома, чтобы хоть чему-то научиться?» Сью была в растерянности. «Он читал такие большие учебники!» – сказала она. Дрю вспоминает: «Сначала мне было одиноко. В какой-то момент ты признаешь, что да, ты отличаешься от всех остальных, но люди все равно будут твоими друзьями». Родители Дрю перевели его в школу Монтессори, а потом в частную школу. Они купили ему новое пианино, потому что в семь лет он объявил, что их пианино лишено динамического контраста. «Это стоило больше денег, чем мы вообще платили за что-либо в жизни, кроме первоначального взноса за дом», – сказала Сью. В средней школе он часто выступал и участвовал в соревнованиях по плаванию с командой, которая тренировалась девять часов в неделю. Когда Дрю было 14, Сью нашла Гарвардскую программу домашнего обучения; когда я познакомился с Дрю, ему было 16 и он был на полпути к получению степени бакалавра Гарварда.
Проводя время с Петерсонами, я был поражен не только их взаимной преданностью, но и тем, как легко они избегали снобизма, присущего людям из сферы классической музыки. Сью – школьная медсестра; Джо работает в инженерном отделе Volkswagen. Они никогда не ожидали той жизни, в которую привел их Дрю, они не боялись происходящего, но и не стремились форсировать события; эта жизнь оставалась и работой, и искусством. «А как вы опишете нормальную семью? Единственное определение слова „нормальный“ – это счастливый. То, что делают мои дети, приносит в наш дом много радости». Когда я спросил, как талант Дрю повлиял на воспитание его младшего брата Эрика, Сью ответила: «Это нечто особенное, что отнимает много времени. Было бы что-то похожее, если бы у брата Эрика была инвалидность или деревянная нога».
Для Дрю притяжение музыки непреодолимо. Он сказал: «Я думал, что в Гарварде найду какой-нибудь предмет, который меня действительно заинтересует, может быть, даже больше, чем музыка. Этого не произошло, и не уверен, что я действительно хотел бы этого». С тех пор как Лотто начала работать в Манхэттенской школе музыки, Дрю продолжил свое музыкальное образование там. «Он сказал: „Сейчас я не хочу публичности; я не хочу детства в музыке; я хочу жить в музыке“», – вспоминала Сью. Она отправила запрос с предложением пригласить его на шоу Опры. «Ему было семь лет, но он отказался: „Я не циркач“». В 16 лет Дрю все еще не хотел пиара. «Нужно уметь давать отпор», – объяснил он.
Я спросил Дрю, как у него получается выражать столь многое через музыку при столь малом жизненном опыте, и он ответил: «Я могу выразить что-то только через музыку, а не через слова. Может быть, и испытать что-то я могу только через музыку». Мы предполагаем, что некоторые интимные переживания связаны с речью, другие – с сексом, третьи – со спортом, но почему музыка не может быть локусом интимности, а речь – локусом формальности? Через год после нашей встречи Дрю был отобран на мастер-класс к китайскому пианисту Лан Лану, тогда ему было 28 лет; и я пошел посмотреть на них. Лан Лан, который не испытывает речевых проблем, обучал шестерых студентов. Он меньше всего говорил с Дрю, и меньше всех к нему обращался, но игра Дрю изменилась под влиянием идей Лан Лана с такой быстротой, на которую никто другой не был способен.
Сью сказала: «Его талант – это линза, представляющая для меня в увеличенном виде то, что мне нужно сделать. Честно говоря, у меня нет никакого способа узнать, что я делаю правильно или неправильно, кроме как спросить его». Дрю ответил ей: «Ты всегда сомневаешься. Сколько во мне нонконформизма, столько в тебе мнительности». Она сказала: «К счастью, твои ответы очень убедительны».
