Музыкальный талант можно разделить на три компонента: спортивный, миметический и интерпретативный. Нужна физическая сила, чтобы играть руками или губами с точностью, которой требует большинство инструментов. Чтобы быть музыкантом, человек должен обладать миметической способностью воспроизводить чужие техники. «Это не должно быть просто копированием, – сказал Джастин Дэвидсон, музыкальный критик журнала New York. – Так мы учимся говорить, писать, выражать себя. Музыканты, обладающие даром подражать, могут создавать очень изысканные интерпретации в очень молодом возрасте. Они производят их, потому что услышали это от учителя, на записи, прослушивая других пианистов, или потому, что это приходит к ним изнутри? У всех и то и другое»
[1085]. Роберт Левин говорит: «Трудно что-то сказать, если вы не научились произносить слова. Люди, которые обладают удивительным умом, но пренебрегают своими техническими навыками, потерпят неудачу так же, как и люди, которые совершенны в технике, но им нечего сказать. Вы должны взять эти явно несовместимые элементы и сделать винегрет из дисциплины и опыта». Как говорил Пьер Огюст Ренуар, мастерство никогда не стояло на пути гения
[1086].
Музыкальное исполнение, как символ, требует, чтобы ловкость рук стала средоточием эмоционального и интеллектуального смысла. Иногда этот смысл присутствует с самого начала, как в случае с Дрю Петерсоном. Иногда это приходит позже. Виолончелист и педагог Стивен Иссерлис жаловался мне, что музыкальное искусство слишком часто преподается, как спорт, с упором на соревновательный аспект. «А должно преподаваться, как сочетание религии и науки, – сказал он. – Способность быстро двигать пальцами очень впечатляет, но не имеет ничего общего с музыкой. Это музыка что-то делает с вами; вы ничего не делаете с музыкой»
[1087].
Михаил и Наталья Паремски имели выгодное положение в советской системе: Михаил работал в структуре, связанной с атомной энергетикой, Наталья – в Физико-техническом институте
[1088]. Их дочь Наташа, родившаяся в 1987 году, проявляла не по годам зрелый интерес к фортепиано, а ее младший брат Миша – нет. «Я была на кухне и подумала: „Кто это играет?“ – вспоминала Наталья. – А потом увидела: „Это же ребенок, подбирающий детские песенки!“ Мой муж говорил, что связать жизнь с музыкой – это ужасно; он умолял меня не начинать учить ее». Но Наталья считала, что несколько уроков не повредят. Через полгода Наташа сыграла мазурку Шопена на детском концерте. «В четыре года она решила: „Я буду пианисткой“». Наташа всегда была первой в классе в школе. «Мы не беспокоились о музыке, потому что у нее были успехи и в математике, физике, химии. Она могла бы легко делать что-то еще, если бы у нее не хватило таланта здесь».
Когда Советский Союз распался, люди, имевшие в советскую эпоху привилегии, стали вызывать значительное подозрение. В 1993 году поздно вечером Михаила жестоко избили по дороге домой. В тот вечер врачи сказали Наталье: «Готовьтесь стать вдовой». На протяжении многих лет Михаилу предлагали работу в США, но Паремски не хотели уезжать из России. После нападения Наталья передумала. «Через три дня я привезла документы в больницу. И сама рукой Михаила поставила подпись. Когда он пришел в себя после почти комы, я сказал ему: „Ты летишь в Калифорнию“». Михаил уехал первым; семья последовала за ним в 1995 году. Наташа пошла в четвертый класс, где остальные дети были старше нее на два года. В течение нескольких месяцев она заговорила по-английски без акцента и стала первой в каждом школьном тесте. Семья не могла позволить себе купить хороший рояль; в конце концов они нашли дешевый, который «звучал, как капуста», вспоминала Наташа. Наталья уговорила руководство школы разрешить Наташе учиться на дому, чтобы она могла выступать. «Все скажут: „Ты, наверное, очень гордишься своей дочерью“, – рассказывает Наталья. – Раньше я говорила, что не мне гордиться, Наташа все делает сама – но потом поняла, что в Америке так не говорят, это невежливо. Так что теперь я всегда отвечаю: „Я очень горжусь своей дочерью“, и тогда, возможно, мы сможем с человеком пообщаться». Наташа согласилась с тем, что ее успех обусловлен собственным порывом. «Что они сделали, чтобы заставить меня практиковаться? С таким же успехом можно спросить, что они сделали, чтобы заставить меня есть или спать», – сравнивает она.
В 13 лет Наташа была на конкурсе в Италии, и один из судей увидел, что она собирается сыграть шесть сонат Прокофьева. Он сказал: «Ты не можешь играть эту пьесу, потому что она о тюрьме, а ты никогда не была в тюрьме». Наташа была возмущена: «Я не собираюсь в тюрьму, чтобы улучшить свою игру». Наташа не видит ничего странного в способности музыканта выражать эмоции, которых он не испытывал. «Если бы я испытала их, не факт, что это помогло бы мне лучше выразить их в моей музыке. Я актриса, а не персонаж; моя работа – представлять что-то, а не жить этим. Шопен написал мазурку, человек в аудитории хочет услышать мазурку, и поэтому я должна расшифровать партитуру и сделать ее понятной человеку, а это действительно трудно. Но это не имеет ничего общего с моим жизненным опытом. Мы должны продолжать заполнять мир звучанием. Если бы вы исключили что-то – если бы вы лишили мир, скажем, второго концерта Брамса, – было бы что-то не так. Этот мир, с Брамсом в нем – и есть мой мир, и часть того, что составляет этот мир, приходит через меня».
Наташа с отличием окончила среднюю школу в 14 лет и получила полную стипендию в музыкальном колледже имени Маннеса в Нью-Йорке. Она получила наставника, переехала в Верхний Ист-Сайд и начала учиться. Она жила в принимающей семье в Нью-Йорке в течение недели и проводила выходные со своим наставником в пригороде. Ее мать беспокоила нехватка душевности в таком городе, как Нью-Йорк. «Там нет времени на мечтания! Люди просто борются за выживание, как в Москве», – сказала Наталья, на что ее дочь ответила: «Только мечтами я и жива». В те первые нью-йоркские дни Наташа и ее мать постоянно разговаривали по телефону. Тем не менее Наталья сказала: «Это был мой подарок ей: я подарила ей ее собственную жизнь».
Я познакомился с Наташей, когда ей было 15, а в 16 впервые взял у нее интервью. Через год, в 2004 году, я пошел на ее дебютный концерт в Карнеги-холле, на котором она сыграла Второй концерт Рахманинова
[1089].
