Чтобы играть так, как Марк, требуется необычайный уровень концентрации. Марк сказал: «Сколько я тренируюсь, зависит от моего настроения. Например, если я действительно хочу или впереди концерт, то от шести до восьми часов в день. Но, если я не в настроении практиковаться, может быть, от четырех до пяти часов. Мне было интересно сочинять музыку, но я решил, что мне нужно сосредоточиться на чем-то одном» Его деятельность потребовала от Хлои такой же дисциплины. Я спросил ее, думает ли она о своих прежних амбициях. Она улыбнулась и указала на Марка: «Вот моя работа!». Когда я навещал их в Лос-Анджелесе, Хлоя только что снова вышла замуж, и Марк играл на свадьбе. Однако Хлоя отказалась переезжать в дом к своему новому мужу, потому что думала, что это помешает ей заниматься с Марком; поэтому они живут в нескольких улицах друг от друга. Мне вспомнились пары с детьми-инвалидами, которых разделяют необычные потребности их сыновей и дочерей.
Детям нравится иметь героев-кумиров, для Марка это Лан Лан. Прочитав статью в журнале Los Angeles Times, в которой Марк восхищался им, Лан Лан вышел на связь. «Я очень восхищаюсь Ланом Гожэнем, – сказала Хлоя. – Я не хочу слышать слово „напористая“ в свой адрес. Но я хочу быть сильной ради Марка так же, как он был сильным ради Лан Лана». Несколько лет спустя Лан Лан договорился, что Марк выступит с ним в Альберт-холле. Я присутствовал на концерте, и, когда мы все встретились позже, я был поражен незаурядной мягкостью Лана по отношению к своему протеже; я никогда не видел его таким чувствительным.
Я спросил Хлою, что она думает о десяти тысячах часов. «Я думаю, это больше о воспитании, чем о генах, – сказала Хлоя. – Отец Марка не интересовался музыкой, поэтому природа пришла с моей стороны. Воспитание тоже исходило от меня». У нее хорошо обоснованные взгляды на американское воспитание: «В Америке каждый ребенок должен быть разносторонне развит. Они делают по десять различных видов дел, и никогда не преуспевают ни в одном из них. Американцы хотят, чтобы у всех была одинаковая жизнь; это культ среднего человека. Это замечательно для детей с ограниченными возможностями, которые получают то, чего они иначе никогда бы не имели, но это катастрофа для одаренных детей. Почему Марк должен тратить свою жизнь на спорт, который ему совершенно не интересен, когда у него есть этот превосходный дар, который приносит ему столько радости?»
Вернувшись в Калифорнию, я спросил Марка, что он думает о нормальном детстве. «У меня уже есть нормальное детство, – уверенно произнес он. – Хотите посмотреть мою комнату? Там грязно, но вы все равно можете зайти». И я пошел с ним наверх. Он показал мне желтый вертолет с дистанционным управлением, который отец прислал ему из Китая. Книжные полки были забиты «Доктором Сьюзом», «Джуманджи» и «Ветром в ивах», а также «Моби Диком», видеофильмами «Улицы Сезам» и серией DVD под названием «Музыка Праги», «Музыка Венеции» и так далее. Мы сидели на полу, и он показывал мне свои любимые мультфильмы Гэри Ларсона, а потом мы играли в настольную игру «Мышеловка». У него была пара резиновых напалечников с лампочками внутри, которые он использовал для магического трюка: свет изо рта путешествовал по телу, проходя его насквозь.
Потом мы спустились вниз, и Марк сел на телефонную книгу на скамье у пианино, чтобы его руки были выше и было удобнее играть. Он поежился минуту, сказал: «Нет, неправильно», – вытащил одну страницу из телефонной книги, снова сел и начал фантазию-экспромт Шопена, которую он пропитал всеми мельчайшими нюансами тоски, которая казалась почти непостижимой для обладателя полки видеороликов про Коржика. «Вот видите, – сказала мне Хлоя. – Он необычный ребенок. Почему у него должно быть обычное детство?»
Классическая музыка в значительной степени является меритократией, что делает ее подходящим путем социализации для трудолюбивых людей, ограниченных географическим положением, национальностью или бедностью. В течение многих лет вундеркиндами были в основном евреи из Восточной Европы; теперь в этой области доминируют выходцы из Восточной Азии. У Гэри Граффмана, одного из еврейских вундеркиндов, всего шесть учеников, и все они китайцы. Общая теория об азиатском доминировании в классической музыке заключается в том, что она отражает чистую игру чисел. «В Китае более 300 тысяч детей изучают игру на инструментах, – сообщил Граффман. – Если вы видите ребенка в Чэнду, который не носит футляр для скрипки, это означает, что он учится игре на фортепиано». Китайский и другие тональные языки усиливают остроту слуха у младенцев и малышей
[1165], а типичное строение китайских рук с широкими ладонями и щедрым расстоянием между пальцами особенно хорошо подходит для фортепиано. Дисциплина и конкурентоспособность глубоко ценятся и постоянно подкрепляются во многих азиатских культурах. Поскольку в Китае во время культурной революции было запрещено изучение западной музыки, она приобрела очарование запретного плода.
Многие западные люди в то же время с недоверием относятся к стереотипам азиатской модели воспитания «мать-тигрица». Но венгерский психолог Михай Чиксентмихайи писал: «Нельзя быть исключительным и нормальным одновременно»
[1166]. Вопрос о том, когда выбирать специализацию, получает очень разные ответы в зависимости от места; европейские студенты сужают области своего профессионального интереса гораздо раньше, чем американские, а азиаты фокусируются еще раньше. Если музыка – это язык, то для того, чтобы интуитивно владеть его грамматикой и производить ее без акцента, требуется обучение с самого раннего возраста. Как утверждает Граффман: «Ты можешь в 16 лет взяться за пианино или скрипку и научиться довольно хорошо играть, но тебе будет уже поздно становиться первоклассным солистом». Ранняя специализация требует жертв. «Родители из высших слоев общества хотят, чтобы их дети занимались искусством, легкой атлетикой и социальной работой, – сказал Роберт Блокер, декан Йельской школы музыки. – Но это очень мешает тем, кто действительно хочет быть музыкантом. Фундаментальные достижения, как правило, – результат раннего выявления и специализации»
[1167].
Если азартная игра окупается, с жертвами легче смириться. Когда Лан Лан сказал мне, что он с пониманием относится к тому, как его воспитывали, я подумал о людях, которые спустя долгое время были рады, что их родители настаивали на операции по удлинению конечностей – то есть то, что выглядит как насилие в настоящем, необязательно кажется таковым, когда оно уже успешно состоялось. С другой стороны, сколько детей ненавидели играть на пианино, а потом, став взрослыми, жаловались, что родители позволили им бросить уроки? Опасность заключается в том, что стремление к ранней специализации может заставить детей поверить в то, что у них есть только один путь к успеху. «Безответственно не иметь запасного плана», – считает Карен Монро. Вундеркинды, у которых нет этого запасного плана, будут безумно усердно работать над чем-то, что уже не приносит им желаемого результата, а навыками, необходимыми, чтобы вести любую другую жизнь, они в свое время пренебрегли. Блокер выступил на встрече в Корее для родителей, которые надеялись отправить своих детей в западные музыкальные школы. Объяснив порядок приема, он отложил свои записи и сказал: «Я думаю, это действительно печально, что все вы пришли сюда сегодня. Многие из вас отправят своих детей в другую страну в возрасте 12, 13, 14 лет. С ребенком поедет один из родителей, и семья будет разделена. Ученики, которые проходят через это так рано, опустошены к тому времени, когда они приходят к нам. Дело не в том, что там нет чувства, стремления, интеллекта и музыки, а в том, что их не воспитывали в близком контакте или за семейной трапезой». Последовала гробовая тишина.
