Риторика антиэлитизма, которая подпитывала американскую политику и ее культурные войны на протяжении последних 20 лет, отражает предубеждение по отношению к необычным людям, которые могут сойти за обычных. Этот уклон преподносится как демократический, в то время как часто таковым не является, и отдает унылым ассимиляционизмом, вторя бессмысленным усилиям заставить геев стать гетеронормативными. Многие одаренные дети выбирают между остракизмом и уходом в подполье; многие избегают своей идентичности, пытаясь казаться менее совершенными ради одобрения сверстников. Один опрос студентов со сверхвысоким IQ показал, что четверо из пяти постоянно контролируют себя в попытке соответствовать нормам менее одаренных детей
[1174]; в другом исследовании 90 % не желали быть идентифицированными как представители «умников».
Раньше считалось, что академический рост и успехи вундеркиндов вредят им в социальном плане, хотя многие уже подверглись остракизму за свои способности. Некоторые родители шутили по поводу того, что друзьям их детей обычно за 70; Роберт Гринберг говорил, что Джей общался в основном в интернете, где никто не знал, сколько ему лет. Интернет дал вундеркиндам возможность социализации, как и другие сообщества по идентичности – место, где они могут общаться с единомышленниками, игнорируя потенциально отчуждающие различия.
В 1990-х годах Мирака Гросс изучала детей с выраженной акселерацией в развитии, которые поступали в колледж в период с 11 до 16 лет
[1175]. Никто не жаловался на ускоренное развитие, и у большинства из них сложились хорошие и длительные дружеские отношения с более старшими одноклассниками. Напротив, одаренные дети, застрявшие в обществе ровесников, испытывали приступы негодования, депрессии и самокритики. Сегодня большинство программ для одаренных детей включают как занятия, соответствующие их возрасту, так и усложненные занятия для их продвинутого уровня развития. Но ни одна из них не подходит детям идеально. Вундеркинд в математике Норберт Винер писал, что такие дети испытывают «страдание, которое наполовину вырастает из принадлежности к миру взрослых и наполовину из принадлежности к миру окружающих его детей»
[1176]. Он объяснил: «Я был не столько смесью мальчишки и мужчины, сколько полным мальчишкой в общении и почти полностью мужчиной в обучении и развитии».
Под понятие «одаренный» подпадают два разных типа детей: целеустремленные, заточенные на что-то одно дети-вундеркинды и дети, которые любят музыку до мозга костей и поэтому имеют больше шансов на стабильную карьеру. Последние более разносторонне развиты, любопытны, часто красноречивы, обладают чувством юмора и видением себя в будущем. Они демонстрируют некоторое подобие нормальной общительности в подростковом возрасте и в конце концов идут в колледж вместо консерватории. Быть прагматичным, умным, уравновешенным и здоровым – это в их характере, так же как и музыкальный энтузиазм и способности.
Джошуа Белл хорош во всем
[1177]. Он самый выдающийся скрипач своего поколения; занял четвертое место в Национальном теннисном турнире, когда ему было 10 лет; рекордсмен в нескольких видеоиграх; один из самых быстрых «решателей» кубика Рубика; занимает пост в MIT Media Lab; и действительно очень забавен на ток-шоу. Он красив, обаятелен и кажется увлеченным тем, с кем он говорит, но одновременно с этим он очень закрыт от социума. Люди, встречающиеся с ним впервые, поражаются его открытости, а люди, знавшие его всю жизнь – его загадочности.
Родители Джошуа не то чтобы были созданы друг для друга; когда они встретились, Ширли только вырвалась из кибуца, а Алан был епископальным священником. Алан оставил служение, получил докторскую степень в области психологии и занял руководящую должность в Институте имени Кинси в отделе исследований в области сексологии в Блумингтоне, штат Индиана. «Он так некритично ко мне относился, – вспоминала Ширли. – У меня были ответы на все вопросы». У Ширли выраженная тенденция к слиянию в отношениях и к пренебрежению личными границами. Она хочет кормить тебя, пить с тобой, играть с тобой в покер, сидеть допоздна и разговаривать. Темноволосая, гибкая и красивая, она кажется невероятно сильной и трогательно ранимой – готовой быть честной с другими в той же мере, в какой она честна с собой.
Алан был хористом, а Ширли играла на пианино; их дети учились музыке. Джошуа родился в 1967 году. В два года он натягивал резинки на ручки комода, выдвигая ящики, чтобы варьировать натяжение и бренчать на них, создавая разные звуки; будучи взрослым, он шутил, что продвигался «от креденции к каденции». Он начал играть на скрипке в четыре года, быстро осваивая новую музыку. «У него в одно ухо попадает и остается там», – сказала Ширли. Музыка стала миром, который они разделяли, но его творчество всегда было окрашено грустью. «Он просыпался ночью в слезах, – продолжала она. – Других наших детей я всегда могла обнять и утешить. Но с Джошем я ничего не могла поделать».
Джош стал местной знаменитостью в семь лет, когда сыграл концерт для двух скрипок Баха вместе со своим учителем и симфоническим оркестром Блумингтона. Его игра была элегической, но не хватало технического мастерства. «Моя мать, несмотря на то, что она участвовала и практиковалась со мной, не отличалась дисциплинированностью, как и мой отец, – говорит он. – Я готовился к тестам утром перед самим тестом и зубрил концертный материал накануне выступления – жил так, как диктовали обстоятельства и опыт. Иногда я целыми днями не прикасался к скрипке, тайком выходил через заднюю дверь музыкального корпуса, хотя должен был репетировать, играл весь день в видеоигры и мчался обратно к маме, приезжавшей забрать меня». Оглядываясь назад, он считает, что это отсутствие надзора было даже полезным. «Не заниматься ничем, кроме музыки, не очень хорошо для душевного здоровья, – сказал он, – и для музыки тоже».
