Движение против абортов утверждает, что нерожденный ребенок невиновен даже в случае изнасилования. Один из защитников писал: «Было бы неправильно лишать ребенка его неотъемлемого права на жизнь и надлежащую правовую процедуру из-за грехов его отца. Дважды неправильное правильного не создаст»
[1251]. Мать ребенка, зачатого в результате изнасилования, заявила: «Мой ребенок – не исключение, которое можно выбросить. Нет никого, кто мог бы посмотреть в глаза моей дочери и поверить, что она не заслуживает жизни из-за выбора, сделанного человеком, которого мы даже не знали»
[1252]. Некоторые считают, что беременность является проявлением воли Бога, цитируя Иеремию 1:5 («Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и, прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя»). Этот отрывок из Библии говорит о том, что жизнь существует еще до зачатия. Многие активисты, выступающие против абортов, утверждают, что они поддерживают интересы матери, занимая позицию, согласно которой решение об аборте не дает ощущения расширения прав и возможностей. Дж. К. Уиллк, основатель Международной федерации права на жизнь, заявил: «Женщина получила ужасную травму. Должны ли мы теперь попросить ее стать участницей второго акта насилия – аборта?»
[1253] Брошюра Ребекки Кисслинг «Зачатие в изнасиловании: история надежды» содержит и такое утверждение: «Я не продукт изнасилования, но дитя Бога»
[1254]. Блогер саркастически ответил: «Ну, конечно, изнасилование – это не насилие! Это еще одна форма непорочного зачатия!»
Как и во всех спорных публичных вопросах, обе стороны обращаются к выборочной статистике и драматическим личным историям, чтобы укрепить свои позиции. Существенное различие состоит в том, что движение за выбор не «просит», как предполагает Уиллк, женщину сделать аборт, в то время как движение за право на жизнь пытается заставить всех беременных жертв изнасилования вынашивать плод. Британский психоаналитик Джоан Рафаэль-Лефф пишет, что плод, зачатый в ходе изнасилования, может оставаться «внутренним иностранцем, его с трудом переносят, и он находится в постоянной опасности выкидыша, и когда ребенок, наполовину чужой, появится на свет, скорее всего, он будет подвергнут остракизму или наказанию»
[1255]. Одна из жертв изнасилования, давая показания перед комитетом Сената Луизианы по вопросам здравоохранения и социального обеспечения, сравнила своего сына с «живым, дышащим механизмом пыток, который снова и снова воспроизводило в моей голове изнасилование»
[1256]. Другая описала жизнь в качестве матери сына, зачатого насильником, как «ловушку, не поддающуюся описанию»
[1257], и считала, что «ребенок был проклят с рождения»; у ее сына были серьезные психологические проблемы, и в конце концов социальные службы изъяли его из семьи.
Джоан Кемп рассматривает аборт как решение, «навязанное обществом, которое придает слишком большое значение мужскому происхождению и недостаточное – ценности каждого человека»
[1258]. В связи с этим она классифицирует движение за выбор как антифеминистское. Некоторые женщины, забеременевшие после изнасилования, называют последующие роды «вторым изнасилованием»; феминистки, выступающие против абортов, называют «вторым изнасилованием» аборты, которые могут предпочесть такие женщины. Для некоторых женщин аборт может оказаться более травматичным, чем вынашивание ребенка, зачатого в момент изнасилования. Женщина, скрывающаяся за псевдонимом Дениз Каласки, пишет о том, как ее подвергли принудительной анестезии для прерывания беременности, возникшей из-за того, что отец изнасиловал ее: аборт был проведен, чтобы ее родители могли сберечь свою репутацию
[1259]. Здесь аборт явно представляет собой еще одно нападение, характеризующееся отсутствием выбора.
Среди тех, кто блокирует право жертв изнасилования на выбор, нет более решительного активиста, чем Дэвид К. Рирдон
[1260], основатель Института Эллиота. Эллиота, давшего название институту, не существует: на сайте института поясняется, что название было выбрано так, чтобы оно звучало официально и беспристрастно. С начала 1980-х годов некоторые противники абортов выступали против аборта даже для жертв изнасилования на том основании, что он может привести к состоянию, которое они назвали «постабортным синдромом»
[1261], характеризующимся депрессией, сожалением и суицидальностью, – последствиям, которые были описаны как доказательства того, что Верховный суд ошибся в деле Роу против Уэйда, когда заявил, что аборт является безопасной процедурой. Конечная цель Института Эллиота – разработать закон, который позволил бы женщине требовать возмещения ущерба от врача, который «нанес вред ее психическому здоровью», сделав ей плановый аборт. По поводу оплодотворенной жертвы изнасилования и инцеста Рирдон в своей книге «Жертвы и победители» заявляет: «Многие женщины сообщают, что их аборты воспринимались как унизительная форма „медицинского изнасилования“. Аборт – это болезненное вторжение незнакомца в маске в половые органы женщины»
[1262]. Рирдон и другие сторонники запрета абортов часто цитируют эссе Сандры К. Махкорн «Беременность и сексуальное насилие», в котором утверждается, что эмоциональное и психологическое бремя беременности в результате изнасилования «можно уменьшить с помощью надлежащей поддержки»
[1263]. Другой активист, Джордж Э. Малуф, пишет: «Беременность, возникшая в результате кровосмешения, предлагает миру луч щедрости, новую жизнь. Чтобы подавить ее с помощью аборта, к сексуальному насилию над одним ребенком добавляют физическое насилием над другим. Мы можем ожидать, что за абортом последует самоубийство как быстрый и простой способ решения личных проблем»
[1264].
