Хотя Ринго утверждал, что не верит в психотерапию, он согласился присоединиться к сеансам семейного консультирования, на которых обсуждал женитьбу на Лори и усыновление Бобби. Во-первых, ему нужно было найти женщину, на которой он уже был женат, чтобы подать на развод. И Лори, и Ринго обременены огромными долгами. Тем не менее Ринго перенес серьезные изменения с тех пор, как они встретились с Лори. «Я терпеть не могу жару. Ненавижу трейлеры. Не переношу кошек, – смеется он. – И вот я здесь: в Аризоне, в трейлерном парке с пятью кошками». Я спросил: эти жертвы – для Лори? И он ответил: «Да, для Лори и Бобби, для обоих». Когда я приехал, он уволился со своей работы, чтобы не расставаться с ними, и работал в ночную смену в супермаркете Target.
«Я не особо вспоминаю о Фреде, но, когда Ринго совершает определенные сексуальные действия, воспоминания всплывают, – сказала Лори. – У меня бывают плохие и хорошие дни. А иногда плохие дни длятся неделю. Но мы все время занимаемся семейными делами. Я никогда не думала о том, чтобы вернуться в прошлое и что-то изменить, у меня был бы другой ребенок, но не мой Бобби. Главное, что я получила моего мальчика».
«Откуда я взялся?» – один из первых актуальных вопросов детства. Ответ, содержащий ужас и бессилие, может подорвать чувство безопасности у ребенка. Многим жертвам изнасилования, которые рожают детей, приходится объяснять, почему у них были дети в неподходящем возрасте, в отсутствие стабильных романтических отношений или несмотря на недостаток финансовых или эмоциональных ресурсов для ухода за ребенком. Степень, в которой женщина чувствует себя осуждаемой, может определять масштаб ее скрытности или отрицания. Если рассказывать невинному ребенку, который не ищет ответов, историю его или ее зачатия, это само по себе может оказаться актом насилия. Матери, которые не смогли защитить себя, довольны своей способностью защитить своих детей, и сокрытие от них такого ужасного знания – часть этой защиты. Одна из таких матерей написала на одном из сайтов: «Мой сын никогда не узнает подробностей своего зачатия. Я не хочу, чтобы он думал, что он не был желанным или что он был зачат не в любви»
[1279].
Утаивание травмирующей информации так же перегружено, как и сам рассказ; часто ребенок случайно черпает знания от людей, к которым они не имеют прямого отношения, а затем чувствует себя преданным из-за тайны длиной во всю его жизнь. Короче говоря, нет подходящего времени или безопасного способа поделиться новостью, но ее сокрытие может вызвать катастрофу. Холли ван Гулден, консультант по усыновлению, объяснила: «Хранение секретов, особенно между поколениями в рамках семейной системы, подразумевает, что утаиваемое является постыдным»
[1280]. В какой степени решение матери избавить своего ребенка от знания обстоятельств его зачатия – это защита и в какой степени это опасная форма отрицания? Даже обдуманные решения о предоставлении или сокрытии фундаментальной информации могут привести к непредвиденным последствиям. Один мужчина, который в зрелом возрасте узнал, что был зачат в результате изнасилования, сказал, что это знание освободило его от восприятия матери как «плохой девочки» или «шлюхи»
[1281], что не редкость, когда речь идет о незамужних матерях. Неодобрение, которого мать пыталась избежать, скрывая свою тайну, исказило взгляд сына на нее и, соответственно, на самого себя. Дети легко воспринимают и поглощают унижение, и, если они являются звеном родительского стыда, они несут его, как тяжелую ношу.
Знание того, что вы – тот человек, о котором большинство матерей вовсе не мечтало бы, может привести к возникновению гневной неуверенности в себе, как у людей с генетическими аномалиями, которые считают, что селективный аборт сделает их жизнь недействительной и уничтожит их наследников. Некоторые люди, зачатые в результате изнасилования, стали активистами движений против абортов, чтобы таким образом отметить факт своего рождения. Ли Эзелл, изнасилованная своим боссом в 18 лет, отдала свою дочь Джули на усыновление, даже не взглянув на нее
[1282]. 21 год спустя Джули нашла ее, и они счастливы вместе. «Я так благодарна, что выбор был недоступен в 1963 году, когда у Ли могло возникнуть искушение так легко покончить с моей жизнью», – говорит Джули. Когда Ли встретила своего зятя, он сказал ей: «Я хочу пожать вам руку. Хочу поблагодарить вас за то, что вы не сделали аборт, сохранив Джули».
Некоторые с гордостью говорят о том, как они уклонились от аборта, как если бы они были хитрыми двойными агентами в утробе матери. Иногда им не удается сочувствовать травме, с которой они связаны. Шерри Элдридж, зачатая в результате изнасилования и отданная при рождении на усыновление, пишет, что была разочарована, когда 47 лет спустя воссоединилась со своей биологической матерью. Все те 10 дней, что длилась встреча матери и дочери, их отношения становились все более натянутыми. Ее мать сказала, что воссоединение вынесло много боли на поверхность. «Неужели я настолько плоха, что причиняю ей боль? Я все время спрашивала себя об этом, – пишет Элдридж. – В то время я ничего не знала об ужасающей боли, которую испытывает биологическая мать как при отказе, так и при воссоединении. Я имела дело со своей собственной болью и непреодоленным горем»
[1283]. Элдридж объясняет драму своей биологической матери исключительно разлукой с ребенком, не осознавая того, какая мучительная жизнь последовала за этим изнасилованием.
В течение многих лет Лиза Бойнтон считала своим самым главным секретом то, что дедушка насиловал ее с пяти лет
[1284]. Когда Лиза была в седьмом классе, она увидела переписной лист, в котором отец назвал ее «падчерицей». Он не хотел, чтобы Лиза это знала, как сказала ей ее мать, Луиза, потому что боялся, что Лиза больше не будет его любить. Луиза сказала, что забеременела в 15 лет от мальчика из школы. «Я была в бешенстве, – вспоминала Лиза. – Я все еще злюсь. Вся моя семья знала, что он мне не настоящий отец, но мне никто ничего не сказал».
