В 15 лет Брианна попала во все возможные неприятности, но особенно часто она прогуливала и лгала. «Я просыпалась посреди ночи, чтобы украсть еду из холодильника, – вспоминала она. – И я всегда говорила своей бабушке: „Это не я, это не я“ – хотя не было никого другого, не могло быть». В 14 лет Брианна начала убегать из дома; она сидела в парке по ночам, пока кто-нибудь не приходил и не приглашал ее домой поесть. «Просто случайные люди, – вспоминала она. – Некоторые из них не могли иметь детей, а всегда хотели ребенка. Так что в то время я была их ребенком». Она общалась и с наркоторговцами, и с бездомными: «Мне просто не нравится, когда мне говорят делать то, чего я не хочу делать».
Брианна попала в заключение за нападение, и когда она злилась, то наводила ужас. «У меня здесь было одно нападение, – призналась она мне. – В Харбор-Шелтер я напала на директора. В Сент-Джо – на персонал. На острове Санта-Крус – на директора и персонал». Было что-то жутковатое в том, как спокойно она перечисляла эти преступления. «Я хочу быть шеф-поваром или водопроводчиком, – продолжала она, как будто эти два признания имели что-то общее. – Если не найду работу сразу, буду вязать крючком вещи на продажу, вместо того чтобы продавать наркотики, что я делала, но это слишком печально. Я уже связала крючком две рубашки и шляпу, а сейчас работаю над сумочкой».
Бабушка Брианны не знала, что с ней делать. «Поскольку меня посадили в тюрьму, мы больше говорим о личных вещах, – замечает Брианна. – Я рассказывала ей вещи, о которых обычно не говорят, например, об изнасиловании: когда мне было три года, меня изнасиловал сосед; в тринадцать – мой бывший парень». Бабушка Брианны предложила ей присоединиться к Job Corps
[1394]. Несмотря на нежелание Брианны жить с бабушкой это предложение задело ее чувства. «Мне было интересно, почему она не хотела, чтобы я была дома, когда выйду отсюда, любит ли она меня все еще, – сказала Брианна, но затем добавила: – Я бы хотела, чтобы моя бабушка не любила меня так сильно, а просто оставила бы в покое и перестала мешать». Желать родительской любви и обижаться на нее – знакомый подростковый парадокс, но Брианна, похоже, совершенно не подозревала о разрыве в своих утверждениях.
Очевидно, что размытое восприятие реальности может способствовать преступному поведению, но то же самое воздействие может оказать и депрессия. Джексон Симпсон разделяет склонность к депрессии со своей матерью, но если ее болезнь проявляет себя через абстинентность и пьянство, то его – через неудачи и агрессию
[1395]. Джексон сказал мне, что всегда «интересовался людьми, находящимися в депрессии и много думал о диагнозе своей матери, но, похоже, не понимал, что это может относиться и к нему самому».
Джексон присоединился к банде, когда учился в пятом классе, и «закончил продажей и употреблением наркотиков, ношением оружия, воровством, грабежами – всем, что только может прийти вам в голову. Меня не так воспитывали, я знал, что это неправильно, но после того, как ты делаешь это какое-то время, тебе это действительно нравится». Однако он совершил нападение, в результате которого оказался в тюрьме, только после того, как не смог попасть в баскетбольную команду в своей школе; мечтой его жизни было стать звездой баскетбола, но в его школе требовали, чтобы у игроков был минимальный средний балл, а не слишком низкий, как у него. Джексон был так расстроен, что бросил учебу; в конце концов учился в другой школе, но так и не пришел в норму. Предыдущие уголовные дела принесли ему испытательный срок, но после баскетбольного фиаско он попал в серьезные неприятности. «Он знал, что это его вина, и злился на себя из-за этого, – говорила его мать, Алекса. – Его самооценка сильно упала. Вы оказываетесь в суде раз в два месяца? И все еще делаете то, что, как вы знаете, неправильно? Для меня это форма депрессии».
Через шесть месяцев после инцидента с баскетболом Джексон был арестован по обвинению в нападении. Ему было 18, и его планировали судить как взрослого. В конце концов Джексон признался, чтобы заключить сделку о признании вины, и был приговорен к сроку в домашней школе. «Я знал, что это усугубляет депрессию моей матери, – сказал он. – В суде она просто плакала. Едва могла ходить, пришлось попросить отца помочь ей в зале суда. Вы могли увидеть это по ее лицу. Они были так разочарованы».
Алекса сказала: «Я начала пить. Я сейчас на антидепрессантах». Депрессия Джексона также оставалась острой и сопровождалась сильным разочарованием. Его аппетит и сон были нарушены; он не мог представить себе планы на будущее. «Я люблю своих родителей, – говорит он. – Но я всегда думал, что меня усыновили, потому что, когда рос, чувствовал, что никто никогда не сможет понять меня. Я даже сам себя не понимал. Вот насколько по-другому я себя чувствовал. И я до сих пор в это верю». Ошибка Джексона привела к наказанию. То, что он сделал со своей матерью и как разочаровал самого себя, причиняло ему такую боль, что заключение в тюремную камеру стало для него второстепенным событием. Он был один в более глубоком смысле, чем ограничение его свободы реальным замком и ключом, что его запирает.
Общественность бесконечно обсуждает, какие дети и подростки нарушили закон, чего они заслуживают и не заслуживают: лечения от наркозависимости, приговоров как для взрослых, психиатрической помощи и т. д. Однако ювенальная юстиция в США – это во многом история грубых злоупотреблений. В 2003 году в статье в New York Times была описана система содержания несовершеннолетних в Миссисипи: «Мальчиков и девочек обычно связывали, приковывали к столбам или запирали в креслах-фиксаторах на несколько часов за незначительные нарушения, такие как разговоры в кафетерии или молчание вместо ответа „да, сэр“»
[1396]. В иске, возбужденном против операторов одного центра, говорилось: «Туалеты и стены покрыты плесенью, ржавчиной и экскрементами. Насекомые заполонили объект, и запах человеческих экскрементов пронизывает все здание. Детям часто приходится спать на тонких ковриках, пахнущих мочой и плесенью»
[1397]. Многие дети утверждали, что подвергались нападению со стороны охранников; многие были заперты в своих камерах на 23 часа каждый день; инфекции, вызванные чудовищными условиями, были бесконечными. Девочек-подростков в тюрьмах штата Миссисипи раздевали и помещали в изоляторы без света и окон и только со сливом в полу
[1398].
