Для большинства горизонтальных идентичностей вопрос коллективной невиновности становится основополагающим. Самый душераздирающий аргумент заключается в том, что дети-инвалиды не заслуживают наказания. Здесь мы имеем дело с детьми, которые в чем-то виноваты, а в некоторых случаях и с родителями, которые совершили грубую ошибку. Однако многие из этих семей также подвергались маргинализации и жестокому обращению, оказались эмоционально и экономически изолированы, подавлены и разочарованы. Я продолжал встречаться с родителями, которые хотели помочь своим детям, но не имели ни знаний, ни средств, чтобы делать это эффективно; подобно родителям детей-инвалидов они не могли получить доступ к социальным услугам, на которые как будто бы имели право. Стыд, которым общество награждает этих родителей, только усугубляет проблему, которую мы – вместо того, чтобы выражать им презрение, – могли бы решить. Мы отрицаем реальность их жизни, не только отказываясь от собственной человечности, но и соглашаясь в итоге на увеличение личного риска.
Преступность, похоже, – именно та проблема, которую в большинстве случаев можно решить, в отличие от многих других состояний. Никто не сможет избавиться от синдрома Дауна, но некоторые люди могут уйти от криминального прошлого. Для этого им обычно требуется огромная поддержка. Исследования по предотвращению преступности выявили множество эффективных решений, но большинство из них мы игнорируем, списывая со счетов огромные слои общества. В то время как почти три четверти людей, работающих с несовершеннолетними правонарушителями, считают, что существуют работающие способы решения этой проблемы, только от 3 до 6 % считают, что суды по делам несовершеннолетних помогают
[1454]. Отсутствие сочувствия к этим детям-изгоям делает невозможным их успешное лечение. Помимо распространенного предубеждения, что терапевтическое вмешательство – слишком мягкое наказание для преступника, оправданием отказа от такого лечения часто становятся утверждения, что оно бесполезно и непомерно дорого обходится. Ни одно такое оправдание не заслуживает внимания. Стоимость заключения в тюрьму для несовершеннолетних колеблется от 20 000 до 65 000 долларов в год
[1455]. Тюрьмы с большим количеством программ способствуют снижению насилия среди заключенных, что снижает некоторые расходы, но основная финансовая выгода заключается в сокращении рецидивов
[1456]. Преступление влечет за собой огромные косвенные издержки, включая потерю собственности, судебные издержки, расходы на медицинское обслуживание в результате травм и обязательную психологическую поддержку напуганных жертв. Джозеф Калифано, глава Национального центра по проблемам зависимости и злоупотребления психоактивными веществами, сказал: «Лечение и несение ответственности дополняют друг друга, а не являются взаимоисключающими целями»
[1457].
В метаанализе по итогам 163 исследований Уильям Р. Шадиш, профессор психологии в Калифорнийском университете в Мерседе, продемонстрировал, что поддержка со стороны семьи является наиболее продуктивной
[1458]. Другой метаанализ привел к такому выводу: «Использование участия семьи и родителей может привести к значительному сокращению времени, проводимого несовершеннолетними правонарушителями в таких учреждениях, как тюрьмы и центры содержания под стражей»
[1459]. Как и в случае с аутизмом или синдромом Дауна, раннее вмешательство приносит наилучшие результаты. В отчете главного хирурга США 2001 года, посвященном проблеме насилия среди молодежи, утверждается, что дородовые посещения на дому, направленные на обучение будущих матерей родительским навыкам, помогают снизить уровень преступности среди несовершеннолетних
[1460]. Такие программы наиболее эффективны, когда их придерживаются в постоянном режиме; один исследователь сравнил этот подход со стоматологической моделью, в которой для обеспечения хорошего здоровья зубов требуется регулярное обслуживание, в отличие от модели вакцинации, когда одно действие в раннем детстве может предотвратить наступление болезни в течение всей жизни
[1461].
Нетерпеливое общество хочет, чтобы лечение было более целенаправленным, поэтому большинство семейных программ не запускают до тех пор, пока дети из группы риска не станут старше, и эти программы обращены только к семьям уже известных преступников. Эти методы лечения в основном известны под сокращениями BPT, FFT, MST, SFT, BSFT, MFGI, FAST, FET, TFC
[1462]. Большинство таких программ опирается на когнитивные/поведенческие модели. Родители учатся быть последовательными, справедливыми и эмоционально открытыми; дети – определять свои чувства, управлять гневом и лучше общаться с другими людьми. Вместе дети и родители совершенствуют навыки разрешения конфликтов. Некоторые методы лечения связаны и с практическими вопросами, такими как оказание помощи семьям в получении надлежащего жилья, еды и одежды. Некоторые программы помещают детей в образцовые условия воспитания в приемных семьях, а затем вовлекают членов биологической семьи в наблюдение за приемной семьей, что становится первым этапом возвращения ребенка к ним.
