Когда я встретил 16-летнего Тейлора, он перенес четыре операции по выпрямлению конечностей, у него были серьезные проблемы со спиной, его грудная клетка давила на легкие, и врачи рекомендовали заменить оба его бедра. «Я нахожусь в гипсе уже 40 недель, это почти год моей жизни», – сказал он. Он описал мне, как постепенно начал понимать, что физические страдания будут до определенной степени его постоянными спутниками, пока он жив.
Мать Карлтона ван Путтена была одной из 11 детей в семье чероки в Северной Каролине. Ее семья предпочла не присоединяться к резервации и была отвергнута людьми чероки. Поскольку они были цветными, то подверглись остракизму и со стороны белого сообщества. Они выросли в доме с земляным полом, который ее мать дезинфицировала мочой. В колледже она познакомилась с отцом Карлтона, темнокожим мужчиной с Карибских островов. Сразу после свадьбы отец Карлтона устроился на работу в Калифорнии. Когда они ехали через всю страну, многие отели не разрешали им останавливаться в одной комнате, потому что он был черным, а она – нет. «История моих родителей подготовила меня к тому, чтобы стать отцом Тейлора, – признался Карлтон. – Моя мама заходит в этот отель, и для парня из отеля она – белая. Но в ее сознании она – черная. Иногда возникает большое расхождение между тем, как мы видим себя, и тем, как мир видит нас».
Когда им озвучили диагноз Тейлора, ван Путтены задумались над тем, как нормализовать свою жизнь. «Мы забивали свои головы книгами о позитивном мышлении, – рассказывала Трейси. – Моей главной заботой было повысить его самооценку. Мы, наверное, переборщили, потому что Тейлор в итоге постоянно находится на грани самоуверенности. Куда бы он ни пошел, он заводил друзей, которые действительно заботились о нем, как телохранители. Я-то в самых страшных своих мыслях представляла, как его запихивают в шкафчики или мусорные баки. А этого как раз и не произошло». Тейлор рассмеялся, когда услышал это. «Единственный раз, когда меня поместили в шкафчик, мне заплатили за это десять долларов, – сказал он, – и это того стоило».
Дела снова забросили Карлтона на восток, и Тейлор посещал начальную школу в Бостоне. Он был, по его собственным словам, «школьной знаменитостью»; его брат Алекс сказал мне: «Тейлор был королем». Тейлор поразительно красив, и его пропорции не были заметно карликовыми, пока ему не исполнилось десять лет. «Вот тогда и началось пристальное внимание, – вспоминает он. – Это тоже естественное любопытство, которое заставляет кого-то замедлить движение, чтобы посмотреть на дорожно-транспортное происшествие и узнать, не погиб ли кто, есть ли кровь. Нам просто нужно взглянуть». Семья ван Путтен переехала в пригород Сан-Диего, когда Тейлор оканчивал пятый класс. Переход в среднюю школу был не таким уж плохим, но потом, когда семья купила квартиру в нескольких милях оттуда, в Поуэй, школу пришлось сменить снова. «Это период злобы и замедления социальной жизни, – рассказывал Тейлор. – К седьмому классу все обзавелись друзьями. А я был в том состоянии, когда говоришь себе: „Да чего ради я буду пытаться снова?“ Именно тогда я начал смотреть на себя в зеркало и думать: „Мне все это совершенно не нравится. Ноги – короткие, приземистые, искривленные и непропорциональные. Да вообще все: руки, кисти рук, ногти на ногах“».
После одной из операций Тейлору прописали сильные обезболивающие. «Я понял, что кайфую, и мне это понравилось, – признался он. – Я курил много травки, принимал экстази, кислоту, грибы». Трейси была расстроена, но не удивлена. «Он был зол на нас и решил, что так нас накажет», – сказала она.
Духовное всегда было сильной составляющей в жизни семьи Тейлора; Карлтон – набожный христианин, который каждую неделю поет в своей церкви и выпустил альбом вдохновляющей музыки под именем Карлтон Дэвид. Карлтон замечает: «Я верю, что Бог есть. Я верю, что Бог не играет в кости. Очень жаль, что Тейлор несет такое тяжелое бремя. Во что я не верю, так это в то, что на вас возложат тяжелое бремя, если оно вам не по силам». Тейлор добавляет: «Я хожу в церковь с рождения, до сих пор хожу. В разгар своего периода гнева я осознал, что не вписываюсь в христианство. Я не думаю, что есть какой-либо кукловод, который в одно и то же время стопроцентная любовь и всемогущество и при этом позволяет цивилизациям гнить и разлагаться, а людям рождаться с такой болью». Однако со временем его гнев начал угасать. «Избавиться от того, что у меня есть, невозможно, но можно принять это. Я бросил наркотики, и после этого в прошлом году – я уже был в одиннадцатом классе – в окружении самых крутых людей, с которыми когда-либо хотел познакомиться, я записался на четыре спецкурса по программе Advanced Placement»
[411].
Позже Тейлор сказал, что ему всегда удавалось получить то, что он действительно хотел. «Но мне для этого приходится пройти на шаг или два больше, чем большинству людей. Это довольно болезненно физически, особенно страдают ноги и лодыжки. Я использую весы и занимаюсь плаванием, потому что забочусь о своем здоровье и своей внешности. Когда я иду в поход с друзьями, то в какой-то момент я чувствую, что у меня сейчас сломается спина и отвалятся ноги. Мне нужно сделать перерыв. „Тейлор, чувак, в чем дело? Пойдем уже“, – вот что я слышу. А я в это время умираю. Я не думаю, что большинство людей понимают. Я вынужден натужно смеяться, если кто-то грубо шутит. Мне это не смешно, но они не пытаются задеть мои чувства, и я не собираюсь устраивать джихад против канала Comedy Central. В начальной школе я был для класса клоуном, в средней – тихоней в углу, а теперь пытаюсь сбалансировать все это. Другие люди понятия не имеют, каково это – быть мной. Ну так и я понятия не имею, что значит быть нормальным».
Раньше Тейлор хотел остаться в одиночестве до конца своей жизни, но теперь хочет найти кого-нибудь. В процессе переосмысления своего будущего дед стал для Тейлора источником вдохновения. «Посмотрите, с чем он столкнулся и чему противостоял, – говорит Тейлор. – Итак, моя эпоха Просвещения – а мне нравится думать об этом, как о своем просвещении, – заключается в том, что я начал воспринимать карликовость как фактор, влияющий на все, что я делаю, при этом я не ненавижу его и не позволяю ему поставить пределы бóльшие, чем уже есть».
Карлики создали сайты знакомств, такие, например, как datealittle.com, littlepeoplemeet.com, lpdate.org и shortpassions.com. «Большая часть карликов пропустили годы, когда нужно было изучать базовые правила, – заметил один из маленьких людей. – Мы наивны. Мы никогда в кино не наклонялись и не позволяли руке нежно упасть на грудь. Почему? Во-первых, у нас, скорее всего, не было свидания. Во-вторых, наши руки недостаточно длинны»
[412]. Проблемы могут выходить за рамки социальных норм. Джон Волин пояснил: «У многих из нас проблемы с построением отношений. Наши конечности могут быть слишком короткими или слишком плохо гнутся, чтобы можно было обнять партнера. Из-за повреждения спинного мозга, от которого страдают многие из нас, у нас могут быть проблемы с эрекцией; мы можем испытывать оргазм, но это зачастую гость нежданный и себе на уме»
[413]. Карлики должны решить, что они думают о взаимодействии с обычными, а не с маленькими людьми. На веб-сайте АМЛ одна женщина пожаловалась на трудности, связанные с невозможностью поцеловать человека среднего роста или посмотреть ему в глаза, занимаясь сексом
[414]. Гарри Видер сказал: «Для людей одинакового роста нижняя часть тела представляет загадку, к ней нужно стремиться, и именно она сексуализируется. Для меня все наоборот. Я каждый день смотрю людям ниже пояса, и мое представление о близости – это тот особый случай, когда я смотрю кому-то в глаза. Для меня при занятии сексом с обычным человеком мысль, что так мне нужно относиться не к верхней, а к нижней половине тела, была непростой»
[415].
