– М-м… Да, пожалуй, вы правы, – согласился Ричардсон и повернулся к Карелле. – По решению кафедры я был куратором «Парика и башмака» целых четыре года. Бланш принимала участие в постановке того спектакля.
– Вы про «Долгий путь домой»?
– Да, – с достоинством кивнул Ричардсон, – славная, очень славная девушка. Я прекрасно ее помню. Как, собственно, и сам спектакль. Первая постановка в том году… Да, конечно, конечно, Бланш Леттигер… Она играла одну из… как бы помягче выразиться… одну из женщин легкого поведения…
– Вы хотите сказать, проститутку? – рубанул напрямик Стивен.
– Ну… – Ричардсон, замявшись, кинул взгляд на мисс Мориарти и, наконец, кивнул: – В общем, да.
Детективы переглянулись, но при этом ни один из них ничего не сказал.
– Чудесное, очаровательное дитя, – вздохнул Ричардсон. – Да, она была впечатлительной, эксцентричной, порой задумчивой, но при этом очень-очень славной и милой. Прекрасная актриса. Девушка, которую играла Бланш, по сюжету должна была говорить на кокни
[3]. Так вот, Бланш практически сразу же удалось ухватить правильную интонацию и произношение. Очень впечатляюще, очень. И память у нее была превосходная. За первые два вечера репетиций ей удалось запомнить все свои реплики, а у нее была едва ли не самая большая женская роль в спектакле. Она играла Фриду. У нее длинный диалог с Ольсеном, а потом еще и музыкальный проигрыш, когда она опаивает его. Мы решили играть на круглой сцене, сделать нечто вроде цирковой арены – впервые за всю историю кафедры. Естественно, изначально сцена была обычной – нашей, кафедральной, но мы ее окружили бочками, а студенты играли посередине. Здорово, очень здорово. В одной из сцен… надеюсь, вы помните сюжет…
– Мистер Ричардсон, нам бы хотелось узнать…
– …один из матросов, Дрисколл, – как глухарь на току, продолжил профессор, – выплескивает пиво в лицо пьяного русского моряка Ивана. Так вот…
– Мистер Ричардсон, вы не знаете…
– …когда актер выплеснул содержимое стакана, он забрызгал с десяток зрителей в первом ряду. Если вы никогда не играли на круглой сцене…
– Мистер Ричардсон, – твердым голосом произнес Карелла, – Бланш Леттигер…
– …то вы и представить не можете, насколько это сложно. А Бланш с этим справилась прекрасно. Какое чувственное лицо! Какая экспрессия! Понимаете, в той сцене с Ольсеном ей по сюжету нужно много слушать – задача, с которой справится не каждая профессиональная актриса. А Бланш было сложно вдвойне – поскольку мы играли в круге, любые, даже самые мелкие перемены в выражении лица, любой нюанс – все сразу же становилось заметно зрителям. Но девушка прекрасно справилась с задачей. Она играла изумительно, просто изумительно.
– Она не изъявляла желания…
– При этом, знаете… не скажу, что «Долгий путь домой» входит в число моих самых любимых спектаклей, – признался Ричардсон, – если брать весь цикл пьес о пароходе «Гленкерн»
[4], мне куда больше по душе «Луна над Карибским морем» или даже «В зоне». Сложность с «Луной над Карибским морем» заключается в том, что там четыре женских персонажа и все – негритянки. Таким образом, мы лишаемся свободы маневра в выборе актрис, который становится весьма ограниченным, а ведь нам как-никак надо думать о ролях и для белых студенток. Что же касается пьесы «В зоне», там вообще – одни мужские…
– Вы не в курсе, вынашивала ли мисс Леттигер…
– …роли, а у нас образовательное учреждение с совместным обучением юношей и девушек, поэтому от данной пьесы тоже пришлось отказаться. Впрочем, должен признать, что «Долгая дорога домой», несмотря на очевидные недочеты, просто идеально нам подошла. Если не брать в расчет двух эпизодических ролей в самом начале, количество и объем реплик у всех персонажей приблизительно одинаковы…
– Мистер Ричардсон, – Карелле наконец удалось вклиниться в монолог профессора, – вы не знаете, мисс Леттигер собиралась стать профессиональной актрисой или же для нее участие в постановке было обычным факультативным занятием?
– Честно говоря, я даже не знаю, насколько серьезны были ее намерения посвятить себя театру. Несколько раз мы мимоходом касались с ней этой темы, и у меня сложилось впечатление, что на тот момент она еще не успела принять окончательного решения. А может, перспектива стать актрисой ее пугала. Даже не знаю… Мне кажется, она никак не могла отойти от впечатления, которое произвел на нее наш город. Оно и понятно, восемнадцатилетняя девчушка, приезжает к нам из крохотного городишка… Вполне возможно, что планы покорения профессиональных театральных подмостков представлялись ей слишком далеко идущими…
– Отчего же? Ведь она поступила на кафедру драматического и ораторского искусства.
– Совершенно верно, – кивнул профессор, – но она у нас проучилась даже не год, а всего семестр.
– Она никогда не делилась с вами планами бросить учебу?
– Ни разу, – покачал головой Ричардсон.
– Ее уход вас удивил?
– Мистер Карелла, – вздохнул старик, – за долгие годы…
– Просто Карелла, – поправил детектив.
– Да, разумеется, простите. Так вот, Карелла, за долгие годы работы в университете преподаватель усваивает одно важное правило: никогда не удивляться поступкам и словам студентов.
– То есть вы хотите сказать, что ее поступок все же вас удивил? – хмыкнул Стивен.
– Ну… – профессор замялся, – девочка прекрасно училась и, как я вам уже сказал, была очень талантлива. Да, пожалуй, ее поступок меня удивил.
– Она участвовала в каких-нибудь других постановках?
– Нет.
– Вы ей что-нибудь преподавали?
– Нет, – все так же коротко ответил Ричардсон.
– Скажите, вы не в курсе, а родственники у нее в городе были?
– Простите, но я не имею об этом ни малейшего представления, – немного виновато произнес профессор.
– Спасибо, вы нам очень помогли, – склонил голову Карелла.
– Не за что. Был очень рад, – отозвался старик.
Оставив профессора в его крошечном кабинете, детективы в сопровождении проректора принялись спускаться по лестнице.
– Он сказочный зануда – просто на удивление, – промолвила Агнесса, – но память у него отменная. Надеюсь, он точно описал, какой в те годы была Бланш Леттигер. Вам хотя бы чуть-чуть пригодится то, что он рассказал?
– Мисс Мориарти, – вздохнул Карелла, – одна из сложностей работы детектива заключается в том, что сразу никогда не определишь, какие сведения полезны, а какие – нет. Это становится ясно только в самом конце, когда головоломка наконец собрана.
