– Два кило, – рассмеялась О’Грейди.
– Салат брать будете? У меня есть айсберг и романо.
– Айсберг, – ответила она. – Знаешь, у кого на самом деле отличные овощи и фрукты?
– У Сэла Палумбо, – ответил Сальваторе как само собой разумеющееся.
– Нет, – покачала головой дама, – у торговца в моем районе. И абрикосы у него дешевле.
Рука Палумбо, потянувшаяся к аккуратно выложенным в ряд абрикосам, тут же замерла:
– И почем он их продает? – спросил он.
– По восемьдесят пять центов кило.
– Ну так покупайте абрикосы у него, – ответил Палумбо.
– Я бы и купила, да не успела – уж слишком быстро их разобрали, – посетовала миссис О’Грейди.
– Синьора, – вздохнул Палумбо, – если бы у меня кончились абрикосы, прежде чем вы пришли, я бы тоже вам сказал, что они у меня были по восемьдесят пять за кило. Ну, так как, будете брать по доллару? Да или нет?
– Буду, – сверкнув глазами, ответила миссис О’Грейди, – но это сущий грабеж!
Палумбо взял бумажный пакет, положил туда несколько горстей фруктов, затем, поставив пакет на весы, принялся еще добавлять туда абрикосы. В этот момент пуля, прилетевшая со стороны возвышавшейся над лавкой платформы, впилась под острым углом прямо в макушку торговца. Удар швырнул Сальваторе на ящики с фруктами и овощами. Мгновение спустя Палумбо повалился на тротуар, а рядом с ним градом сыпались с прилавка груши, яблоки, апельсины, лимоны – все то, что он так старательно вытирал. Миссис О’Грейди с ужасом посмотрела на эту картину и закричала.
VIII
Карелла и Мейер узнали о гибели итальянского торговца фруктами и овощами только в четыре часа дня, когда вернулись в участок. Вплоть до этого времени они сидели в университете и разбирали архивные данные Энтони Форреста и Рендольфа Нордена.
Данные озадачивали. Они казались противоречивыми и практически нисколько не проясняли картину происходящего.
Энтони Форрест поступил в университет на кафедру менеджмента после окончания средней школы в Маджесте и приступил к учебе весной 1937 года. Ему тогда было восемнадцать лет. Весной сорокового года, когда в университет поступила Бланш Леттигер, он уже был старшекурсником. Учился он плохо, на одни тройки – поэтому его не хотели брать в футбольную команду. В январе 1941 года он получил диплом бакалавра, заняв по среднему баллу 205-е место на курсе. В ходе учебы в университете он посещал военную кафедру, но на службу его призвали только через год после окончания вуза – после ошеломившего весь мир нападения на Пёрл-Харбор.
Рендольф Норден поступил в университет осенью 1935 года в возрасте восемнадцати лет после окончания средней школы имени Томаса Харди в Бет-тауне. Сперва он поступил на факультет гуманитарных наук, планируя впоследствии поступить на юридический. Весной 1937 года, когда Форрест поступил в университет, Норден уже оттрубил полгода на втором курсе. Весной сорокового года, когда в университете появилась Бланш Леттигер, Норден уже успел прослушать курс лекций, обязательных для поступления на юридический факультет, и уже второй год учился на нем. Юридический факультет он закончил в июне сорок первого и после Пёрл-Харбора практически сразу отправился на службу в ВМФ.
Судя по экзаменационным и зачетным ведомостям, на протяжении всего времени своего пребывания в стенах университета Норден учился на «отлично». На втором курсе его избрали в студенческий совет. Рендольф на изумление рано – на младшем курсе – вступил в «Фи-Бета-Каппу»
[5], а кроме того, попал в сборник «Кто есть кто в американских колледжах и университетах». После поступления на юридический факультет он стал членом почетного ордена адвокатов и редактором журнала «Юридическое обозрение», издававшегося университетом.
Внимательно изучив документы, детективы пришли к выводу, что Рендольф Норден и Энтони Форрест никогда не пересекались во время учебы. Кроме того, ни один из мужчин не ходил на пары, которые посещала первокурсница Бланш Руфь Леттигер. Оно и понятно – когда Бланш только появилась в университете, Рендольф уже учился на выпускном курсе, а Форрест – на втором курсе юридического факультета.
– И какие выводы мы можем сделать? – спросил Карелла.
– Если бы я знал, черт меня подери, – покачал головой Мейер.
Когда они вошли в инструктажную участка в четыре часа дня, головоломка все еще оставалась неразгаданной. Сперва детективы заглянули в канцелярию, где Мисколо снабдил каждого чашкой кофе. На своем столе Карелла обнаружил записку, извещавшую, что ему звонили из управления уголовного розыска. Стивен решил, что необходимость в фамилиях уголовников, которых защищал Рендольф Норден, уже отпала, однако из вежливости все же решил перезвонить в управление. В тот самый момент, когда он беседовал с полицейским по фамилии Симмонс, в инструктажной зазвонил еще один телефон. Трубку снял Мейер.
– Восемьдесят седьмой участок, детектив Мейер слушает, – произнес он.
– Кареллу к телефону позовите! – потребовал голос на другом конце линии.
– Представьтесь, пожалуйста, – попросил Мейер.
– Детектив Манхейм, сто четвертый участок, Риверхед.
– Он сейчас говорит по другому телефону. Можете обождать?
– Не вопрос, – ответил Манхейм.
Карелла поднял на напарника вопросительный взгляд.
– Сто четвертый участок, Риверхед, детектив Манхейм, – прошептал Мейер.
Карелла кивнул и проговорил в трубку:
– Получается все, кроме одного, по-прежнему за решеткой. Я вас правильно понял?
– Совершенно верно, – ответил ему Симмонс.
– А что скажете про того, кто уже откинулся?
– Его зовут Фрэнки Пирс. Откинулся еще в прошлом ноябре. Отсидел пятерик с мелочью, вышел по УДО.
– За что сидел?
– Попытка кражи со взломом, – отозвался Симмонс.
– Раньше арестовывался? – быстро спросил Карелла.
– В пятнадцать лет попал в базу данных по малолеткам, два раза брали во время разборок между подростковыми бандами. Больше ничего.
– Оружие?
– Один раз взяли на разборке с самопалом. Хотели его закатать за незаконное хранение огнестрела, но адвокат постарался – дали условный срок.
– Значит, по УДО он вышел в ноябре? – задумчиво переспросил Карелла.
– Ага, в ноябре, – подтвердил Симмонс.
– И где он сейчас живет?
– В Изоле. Улица Хортон, дом триста семьдесят один. Это рядом с нами, неподалеку от моста Калмз-пойнт.
