Через полчаса подъехала карета с зарешеченными окнами, и Поксуйко увезли. Дмитрий Иванович со своей командой погрузился в шар, который величественно поднялся в лучах искусственного солнца и поплыл в центр города вдоль Невы.
Когда полицейские разъехались, господин в черном ватерпруфе наконец-то вышел из-за угла, за которым прятался. Он снова был доволен:
— И второй враг мертв. Смерть настигла его именно там, где заслужил. В сортире! Мерзкая тварь. Зачем я задушил его любовницу? Потому что ненавижу блудниц. Какой же тюфяк у нее муженек! Знал ведь про их шашни, но ничего не предпринял. Пусть теперь тачку покатает. А Кобылин в очередной раз продемонстрировал тупость. Подкинутый мной томик Шекспира, раскрытый на «Отелло», не заметил вовсе. А уж заглянуть покойнику в глаза было прямой его обязанностью. В Америке любой городовой знает, что на сетчатке глаз отпечатается виденное перед смертью. А Верещакин видел меня! Не смог я отказать себе в удовольствии улицезреть ужас в его глазах».
В своей квартире на Коломенской улице в то же самое время, что и Сашенька, вторую главу «Убийцы из прошлого» читал Сергей Осипович Разруляев. Очередной номер «Гласа Петербурга» ему опять доставил посыльный.
Воскресенье, 29 ноября 1870 года,
Санкт-Петербург
Разруляев долго размышлял, рассказать ли Ксении о полученной газете, и к воскресенью решился. Потому после службы не поехал к Наташке, а вместе с семьей отправился домой. Лешенька этому очень обрадовался, всю дорогу перечислял игрушки, которые ждет на Рождество.
— Поссорились с Натальей Семеновной? — спросила после обеда Ксения, когда остались в столовой вдвоем.
— Гуравицкий вернулся?
— А он вернулся? — на лице Ксении мелькнул испуг. — Вы видели его?
— Его роман печатается в газете. Разве этого мало?
Ксения пожала плечами:
— Рукопись в редакцию можно и из Америки отправить.
— А курьера ко мне? Тоже из Америки?
— Вы так говорите, будто я виновата. Уверяю вас, я Андрея не видела и видеть не желаю.
Разруляев тут же успокоился: словам Ксении он всецело доверял.
Получив четыре года назад письмо от Крутилина, он тут же пошел к невесте, чтобы расторгнуть помолвку.
— Меня сие не касается, — сказала ему она. — А вы, Сергей Осипович, сами решайте, разрывать помолвку или нет. Но помните — если откажетесь из-за кружевницы от меня, брат выгонит вас и такие даст рекомендации, что даже дворником не всюду возьмут.
— И вы предлагаете?..
— Я предлагаю, как и намечено, сыграть свадьбу в будущую субботу. И надеюсь, что теперь наконец вы перестанете возражать против переезда в Петербург.
Но как дело повернется, если Гуравицкий с Ксенией все же встретятся? Вдруг старая любовь вспыхнет вновь? Ксения в браке несчастлива, и изменить сие, увы, Сергей Осипович не в силах. Зато она имеет все основания этот брак разорвать и вступить в другой. Тогда Разруляева ждет нищета…
Пятница, 4 декабря 1870 года,
Санкт-Петербург
Из зала, где слушалось дело Шалина, вышел судебный пристав:
— Желейкина Мария.
Сашенька толкнула проститутку в бок. Девица вскочила.
— Не бойся, — напутствовала ее княгиня и на всякий случай перекрестила. — С Богом.
А сама побежала на второй этаж — с хоров лучше видно. Газету по дороге выкинула в мусорное ведро. Единственно полезное, что из нее узнала, — про глаза жертвы. Надо у Прыжова уточнить, «отпечатывается» ли в них убийца или нет.
Глава 6, в которой пристав Добыгин раскрывает двойное убийство
Пятница, 4 декабря 1870 года,
Санкт-Петербург
Желейкину привели к присяге, Дмитрий Данилович приступил к ее опросу.
Публики на заседание пришло до обидного мало. Даже участие Тарусова ее не привлекло — слишком уж очевидным, по мнению газет, представлялось дело.
Подсудимый, темноволосый детина с нечесаной бородой, сидел, опустив голову, лишь подергивание ноги выдавало его волнение. Но Сашенька наблюдала не за ним, а за двумя по-европейски одетыми мужчинами в четвертом ряду: пожилой солидный господин, перебирая четки, внимательно слушал Желейкину, а его похожий на орангутанга сосед постоянно вертел головой, наблюдая за залом. Княгиня сразу догадалась, кто они — Ломакин с Дуплетом.
— Назовите мужчину, с которым провели ту ночь, — велел свидетельнице Тарусов.
— Павел Терентьевич.
— Фамилия?
Желейкина пожала плечами:
— Фамилия мне незачем.
В зале раздался смешок.
— Тихо, — дребезжащим фальцетом призвал публику к порядку судья Фитингоф.
— В котором часу вы покинули номер упомянутого вами Павла Терентьевича? — осведомился Тарусов.
Сашенька спросить об этом не догадалась, сей вопрос уже в квартире задал Тарусов. Ответ оказался архиважным:
— В пять минут десятого.
— Значит, во время убийства Франта Якова Шалина в гостинице не было! — воскликнул Дмитрий Данилович. — Он был вызван туда после. Нарочно! Чтобы обвинить в преступлении, которое не совершал и совершить не мог.
Сашенька отметила, как напрягся господин с четками — опустил закинутую на колено ногу, выпрямил спину, обменялся взглядом с соседом-орангутангом.
Желейкина на вопрос Тарусова ответила точно так же, как и вчера:
— Из номера Павла Терентьевича я вышла в пять минут десятого.
— Почему с такой точностью запомнили время?
— Я пыталась уйти раньше, сразу, как проснулась, в половине девятого. Но Павел Терентьевич упросил меня задержаться. Ну чтобы…
В зале снова засмеялись. Рассерженный Фитингоф на сей раз кричать не стал, просто позвонил в колокольчик.
— Продолжайте, — велел свидетельнице Тарусов. — Но без пикантных подробностей.
— Я согласилась остаться, но только до девяти. Мне нужно было домой, отпустить ночную няню.
— У вас ребенок? — удивился Фитингоф.
— Да, дочка, пяти лет.
— На каком этаже снимал номер упомянутый вами Павел Терентьевич? — спросил Дмитрий Данилович.
— На втором. Он всегда там селится. Потому что выше подняться не может, страдает грудной жабой.
— Понятно. Итак, вы вышли в коридор. Кого там встретили?
На этом вопросе господин с четками скрестил руки на груди. Судья Фитингоф, тотчас заметивший сей жест, ударил молоточком:
— На сегодня достаточно. Заседание откладывается до завтра.
