— Бабуся! — громко крикнул Добыгин, подойдя ближе.
— Не ори. Смерть не тревожь, — сказала старуха строго. — Нагая, потому что хахаля ублажала.
— Что-что?
— Что слышал. Нарочно нас с ребятишками отослала, чтоб не мешались.
— Выходит, знала ты про хахаля?
— Как не знать.
— А сыночек твой?
— Он хоть и Ванька, вовсе не дурак.
— Ревновал?
— Кто? Ванька? К благодетелю нашему? Да кто б ему позволил?
— Неужто терпел? — вырвалось у Никудышкина.
— Что тут терпеть? Баба не лужа, достанется и мужу. Петр Поликарпович, царствие ему небесное, не за спасибо ходил, денежку завсегда оставлял. А в большой семье копейка лишней не бывает. Сам суди: их тягло
[30], ребятишек трое, да я — старуха, и жрать всем охота.
— Чудно́ тут у вас, — пробурчал околоточный.
— Кто обнаружил труп? — спросил его пристав.
— Они-с. — Никудышкин пальцем указал на свекровь. — Вернулась с внуками из церкви, а тут …
Добыгин подошел к покойнице и внимательно ее осмотрел:
— След на шее видишь?
— Так точно, — как всегда, задорно подтвердил околоточный.
— Выходит, задушили ее?
— Так точно.
— Почему тогда столько крови?
— Не могу знать.
Пристав, стараясь не запачкаться о запекшуюся на голове и волосах кровь, ощупал покойнице шею:
— А-а-а, понятно: силенок не хватило убийце. Кто ж ремнем душит? Широк он больно, потому на позвонки давит слабо…
Никудышкин почтительно кашлянул, мол, имею замечание, да вот не знаю, уместно ли высказать?
— Говори, — разрешил Добыгин.
— А может, не ремнем? Может, полотенцем, что на спинке висит?
Пристав двумя пальцами приподнял полотенце и брезгливо бросил на пол.
— Им они с хахалем вытирались опосля. А душили ремнем. Точно ремнем. Видишь багровые точки на шее?
— Так точно.
— Что про них думаешь?
— Ветрянка, ваше высокоблагородие. У меня по весне вся семья ею заразилась. И я следом. Сыпь от нее точь-в-точь.
Никудышкин счастливо заулыбался, вспомнив, как полицейский доктор намазал ему лицо зеленкой и он таким гоголем вышагивал по околотку. Обыватели, завидев, пугались, хватались за сердце, но, узнав, в чем дело, наперебой приглашали в трактир, чтобы подлечить.
Добыгин задумался:
— Если ветрянка, мальчишки были бы обсыпаны. Нет, то след от отверстий нательного ремня. Гляди внимательно: точки расположены аккурат по центру странгуляционной борозды — это доктора так след от удушения называют — на равном расстоянии друг от друга. Эй, бабуся, у сынка твоего ремень имеется?
— Что он, по-твоему, со спущенными портками ходит? — ответила вопросом на вопрос старуха.
— Значит, он и убийца.
— Эй, погоди! Ты что? — затряслась старуха. — На Ваньку думаешь? Не мог он Таньку убить, любил ее крепко. То грабители окаянные. Их ищи.
— Грабители? — удивился Никудышкин. — Что тут грабить?
— Для кого и горбушка сокровище, — возразила старуха.
— Грабители душат проволокой, — покачал головой Добыгин. — Нет! Тут действовала рука неопытная. Потому Танька и вырвалась… Видишь, кожа на пальцах ободрана? — указал он околоточному.
— Так точно.
— Это ей удалось скинуть ремень с шеи. И тогда Ванька схватил что-то тяжелое и проломил ей череп.
Добыгин стал ходить по светлице, искать орудие убийства. Поднял кочергу, осмотрел:
— Крови нет.
— На дворе надо искать, — высказал предположение околоточный.
— Почему?
— Потому что у благодетеля тоже череп проломлен, — напомнил про второй труп Никудышкин.
Добыгин смерил подчиненного взглядом:
— Думаешь, сперва Ванька жену убил, а благодетеля отблагодарил уже после?
— Не он это, не он, — причитала старуха.
Никудышкин от испытующего взгляда начальства поежился и дал себе мысленно зарок больше со своим мнением не высовываться. Однако в сей момент деваться было некуда, пришлось высказанную мысль пояснять.
— Врет она, — показал он на старуху, — сынка выгораживает. Не знал Ванька про Танькины шашни. Заехал случайно домой, а Танька голышом. Схватился за ремень, хотел проучить…
— Так-так, — одобряюще кивнул Добыгин.
— А Танька, видать, на рожон пошла, нищебродом обозвала. Она такая, за словом в карман не лезла. Озверел Ванька и вместо того, чтоб отхлестать, принялся душить. А там пошло-поехало…
— Благодетеля кто нашел?
— Я, ваше высокоблагородие, — засветился от счастья полициант.
— Где?
— Пошел в отхожее, открыл дверь, а там здрасте, жмурик. Пшенкин Петр Поликарпович. Из крестьян. Извозопромышленник. Ванька у него и служит.
— Не виноват Ванька, — повторила старуха.
— Надобно его разыскать, — сказал Добыгин: он принял окончательное решение, кто именно убийца.
Повезло ему с этим делом. Проще пареной репы оказалось. Иначе бы Крутилин заявился сюда со всей своей кодлой. Его только пусти. Тот еще жук. Не дай бог, подомнет здешних криминалистов под себя. Ломакина-то нет, безвластие… И тогда не Добыгину, Крутилину будут дань платить.
— Чего его искать? Ванька рядом, у Царскосельского вокзала
[31] стоит, — заверил Никудышкин, хорошо знавший привычки обитателей своего околотка.
Стрижнева там не застали, по словам товарищей, как в полдень с клиентом укатил, так и не возвращался. Ждать его пришлось долго, даже Бражников успел приехать.
Формально именно судебные следователи вели дело. Полиция, что наружная, что сыскная, была у них на подхвате. Но на практике выходило иначе: у каждого следователя в производстве всегда находилось несколько десятков дел, поспеть всюду они просто не успевали. Поэтому зачастую их участие ограничивалось допросами задержанных полицией преступников.
— За Крутилиным послали? — уточнил Бражников.
— Нет, — буркнул Добыгин.
— Почему?
— Потому что подозреваемый ужо намечен. А Крутилин все лавры присвоит себе. И ваши, и мои.
— А если как с Шалиным получится?
— А что с ним? — осторожно спросил пристав.
