Прыжов забрал протянутую трость, взял саквояж, вылез из саней, сделал шаг к вознице, сунул рубль:
— Отвезешь, как договаривались, Девятая линяя, дом пятнадцать. И проследи, чтобы дворник пустил барыню в дом.
Ямщик вздохнул, ну что за тюфяк? Сунул монету в полушубок и стеганул кобылку.
Сани понеслись. Прыжов провожал их растерянным взглядом, пока они не скрылись за поворотом.
— Никуда тебя не пущу, — в это же самое время заявлял жене Дмитрий Данилович.
— По какому праву?
— Я твой муж.
— У меня отдельный паспорт.
В конце минувшего лета Сашенька застала мужа со стенографисткой. Их брак не распался чудом. Одним из условий княгини был отдельный от мужа вид. Вот и пригодился.
— Ехать в Новгородскую на ночь глядя… Глупость, безрассудство!
— Глупость волочиться за профурсетками. Но ты же волочился. Чем я хуже?
— Господи, сколько можно припоминать. Мы давно помирились.
— Это не значит, что я тебя простила.
— Ах так? И как мне заслужить прощение?
— Поехали вместе.
Конечно, отпускать Сашеньку одну Тарусов не хотел, но и идти на поводу тоже.
— Завтра не могу. Фанталов просил о срочном рандеву.
— Предлагаешь отложить чужие похороны?
— Возьми с собой Тертия.
— Верхом на кровати? Ты забыл? Ему прописан постельный режим.
Алексей поджидал Сашеньку на дебаркадере
[46] Николаевского вокзала. Настроение у него было отвратительное. И все из-за проклятущей тещи. Зря Прыжов радовался, что они ровесники и по этой причине легко найдут общий язык. Увы, за пять лет, прошедшие со смерти супруга, Анна Васильевна сильно изменилась. Стала властной, капризной, не терпящей возражений ни от кого — ни от единственной дочери, ни тем более от ее мужа. Теща помыкала им, издевалась, разве что в угол не ставила. Алексей поначалу терпел, потом стал давать отпор. Наталья металась между дорогими людьми, в результате перессорилась с обоими.
Может, Сашенька права? Может, и впрямь они не пара?
На дебаркадере было ветрено, Прыжов повернулся спиной к вокзалу, чтобы не задувало. Потому не заметил, как подошла Тарусова:
— Лёшич? Решил проводить? Тронута до печенок.
— Наталья по дороге вошла в амбицию, устроила сцену. И вот, я здесь. Готов ехать.
— Право, не стоит. Пропустишь заутреню. Я себе не прощу.
— Послушай, хватит. Разве ты не этого добивалась?
— Когда мужчина уступает, потому что выгнала другая, это — не победа, а оскорбление.
— И все же… Я врач, судебный эксперт, патологоанатом. Кому, как не мне, исследовать труп? Да и никто тебя не подпустит к нему! Давай билет. И езжай домой. Диди, верно, сходит с ума.
— У него был шанс. Но ему важнее Фанталов. Так что едем вместе.
— С ума сошла?
— Чья репутация тебя волнует? Моя или твоя?
Глава 8, в которой княгиня Тарусова узнает про доманю и хохликов
Воскресенье, 6 декабря 1870 года,
Новгородская губерния, Маловишерский уезд, станция Веребье
Сашенькиным соседом по купе (Прыжов приобрел себе билет второго класса) оказался подвыпивший штабс-капитан, который сразу сообщил, что весь день праздновал повышение в чине и ночью намерен продолжить.
Конечно, с очаровательной княгиней. За каких-то четверть часа он успел рассказать ей дюжину неприличных анекдотов, заказать ведерко с шампанским и несколько раз многозначительно подмигнуть. Сашенька отправилась к обер-кондуктору и пожаловалась, что завтра ей рано вставать, а грядущий день обещает быть тяжелым. Ей надо хорошенько выспаться, но с таким соседом не получится.
Обер-кондуктор развел руками: переселить княгиню было некуда, как назло, все купе первого класса заняты. Однако в одном из вагонов пустовало семейное отделение, и он спросил: не согласится ли ее сиятельство перейти туда? Конечно, с соответствующей доплатой. Пришлось Сашеньке раскошелиться.
— Мой друг путешествует вторым классом. Могу я пригласить его?
— Конечно, ваше сиятельство, — с пониманием улыбнулся обер-кондуктор. — Если хотите, сбегаю за ним.
Лёшич явился взбешенным.
— Спасибо, конечно, за приглашение, но хочу поставить точки над i. Мои чувства давно умерли…
— Мои тоже. Потому и пригласила. Но если тебе нравится спать сидя, ступай назад. Спокойной ночи.
И доктор, подумав, остался.
Свисток, протяжный вой, машина сбросила ход перед станцией. Алексей пробудился, достал хронометр, поднес к глазам. Нет, слишком темно. Лишь когда подъехали к платформе и сквозь запотевшие окна замелькали фонари, он смог разглядеть положение стрелок. Потом перевел взгляд на здание, против которого остановился вагон. Станция Бурга. Отлично! Курьерский следует строго по расписанию, и через час им выходить. Пора будить княгиню.
Прыжов вспомнил, как в детстве он срывал в саду фиалку и щекотал ею спящую Сашеньку. Чем бы заменить цветок? Алексей порылся в объемистом ковровом саквояже и вытащил оттуда новую беличью кисточку. Художники используют такие для написания акварелей, патологоанатомы — чтобы удалить с кожных покровов грязь. Лёшич аккуратно провел кисточкой по щекам Сашеньки. Княгиня тут же проснулась, вскочила и выглянула в окно:
— Что? Станция? А раньше разбудить не мог? Мне еще причесаться, попудрить носик…
— Часа будет достаточно?
— Что? Мы не выходим? Зачем разбудил? Я спать хочу.
Лёшич придал голосу серьезность:
— Из соображений безопасности на следующем перегоне спать пассажирам не рекомендуют. Потому что может возникнуть необходимость быстро покинуть вагон. Слыхала про Мстинский мост?
— Который сгорел в прошлом году?
— Да, воспламенился от искр, что летят из-под паровоза.
— Но ведь его восстановили.
— А искры летят по-прежнему. И нам предстоит по нему ехать.
— Да, Лёшич… Умеешь ты пожелать «доброго утра». Лучше бы я спала в неведении.
— Скажи спасибо, что нам не надо ехать через Веребьинский мост. Сколько там случилось крушений!..
Веребьинский овраг породил известную легенду о «царском пальце». Якобы император Николай Первый перед строительством железной дороги самолично провел на карте прямую линию между столицами, но там, где его палец придерживал линейку, получился небольшой изгиб.
На самом деле самодержец мечтал соединить железной дорогой не только Петербург, Тверь и Москву, но и Великий Новгород. Однако инженер П. П. Мельников
[47] сумел убедить его, что лишние восемьдесят верст путей до Новгорода обойдутся слишком накладно. И император разрешил строить по прямой: при астрономическом расстоянии между столицами в 598 верст
[48], длина железной дороги составила 604 версты.
