— Адрес Сеньки знаете? — спросила княгиня.
— Где-то был. А вам зачем? Только не говорите, что хотите перстень заложить. Дочери миллионщиков в ссудные лавки не ходят.
— Всякое в жизни бывает, — усмехнулась Сашенька. — Но вы правы, Вязников мне нужен не за этим. Хочу узнать, вдруг он или его жена знают что о Гуравицком.
Воскресенье, 6 декабря 1870 года,
Санкт-Петербург
Раздав задания, Крутилин отпустил агентов, в кабинете остались лишь Яблочков с Фрелихом.
— А вы сегодня дежурите на Казанской, — огорошил их начальник.
Яблочков раздраженно затушил окурок:
— Зачем охранять эту…
Крутилин постучал ложечкой по стакану, мол, не заговаривайся.
— Но послушайте, Иван Дмитриевич, раньше Желейкиной действительно грозила опасность, — не унимался Арсений Иванович. — Однако теперь, когда Ломакин мертв…
— Я обещал ее охранять, — напомнил ему начальник.
— Кому? Княгине Тарусовой? — с насмешкой спросил Яблочков. — Не знал, что она теперь командует сыскной.
— Теперь знаешь. А что касается Желейкиной… Баба сильно напугана. Придется недельку-другую…
— Недельку-другую? Да вы с ума сошли.
— Шо ты сказал? А ну встать! — рявкнул возмущенный Крутилин. — Смирно!
Яблочков с Фрелихом поднялись и нехотя вытянулись.
— Задание понятно?
— Так точно.
— Тогда бегом.
Но вскоре на Казанскую пришлось отправиться и самому Ивану Дмитриевичу. Первым делом опросил швейцара, которого час назад какой-то мастеровой звезданул кистенем в лоб.
— Опиши-ка его, голубчик: рост, волосы, носит ли бороду?
— Не разглядел я его, ваше высокоблагородие. Как дверь открыл, сразу просвистело промеж глаз.
Опросы лиц, находившихся в квартире, тоже результатов не дали. Кухарка, услышав за дверью: «Полиция», сразу ее открыла, решив, что пришли проверять дежуривших полициантов. Ей в глаза кинули горсть перца, поэтому нападавших она тоже не разглядела. Яблочков, услышав подозрительный шум, выскочил в коридор, успел выкрикнуть: «Руки вверх», и тоже был обездвижен кистенем. Выбежавший следом Фрелих, оценив обстановку, выстрелил в потолок, в нападавших стрелять не рискнул из-за боязни угодить в Арсения Ивановича, и чуть было сам не получил пулю — один из преступников, выхватив у потерявшего сознание Яблочкова «ремингтон», выстрелил в ответ. Фрелих был вынужден ретироваться в комнату, где находились Желейкина с дочкой. Знаками велел им спрятаться за спинками кресел, сам заняв позицию за изразцовой печкой — оттуда хорошо просматривалась дверь. Однако нападавшие туда войти туда не рискнули. Когда минут через пять Фрелих осторожно выглянул в коридор, их и след простыл, только Яблочков тихо стонал, скрючившись на полу.
— Придется тебе съезжать, — сказал Крутилин Желейкиной.
— Интересно, куда? — нервно спросила женщина.
— Лучше в другой город.
— И чем там прикажете заниматься? Здешние клиенты меня знают, тамошние нет.
— Вот и славно. Чем не повод заняться наконец честным трудом.
— А вот мораль мне читать не надо. Лучше своим делом займитесь, преступников ловите. И побыстрее. Потому что никуда отсюда не поеду. Александра Ильинична обещала защиту.
— Пусть тебя и защищает. С меня довольно. Из-за тебя я чуть самого ценного кадра не потерял.
— Как приятно, вернувшись с того света, услышать похвалу начальства, — подал голос с оттоманки Яблочков.
— Жив, курилка?
— Слава богу.
— Только вот твой «ремингтон» у преступников. Боюсь, наделает теперь дел.
Воскресенье, 6 декабря 1870 года,
Новгородская губерния, Маловишерский уезд,
деревня Парафиевка
— Барин! — повернулся к Шелагурову кучер. — Васька-то в Парафиевку свернул.
— Зачем?
— Лошадка его луздаться
[75] стала. Подкову, видать, потеряла. Васька-то, сами знаете, только про леших думает, за лошадкой ему следить недосуг. Без друзей ваших дальше поедем али их здесь подождем?
— Поворачивай. Узнаем, что случилось. В крайнем случае седоков пересадим к нам, — решил Шелагуров и уточнил у княгини: — В кузнице бывать доводилось?
Сашенька удивленно пожала плечами:
— Что мне там делать?
— Кузнец — самый главный в деревне человек. Назубрить серп, натянуть шины на тележные колеса, наковать гвоздей, выковать топор, сварить косу — все это он. А еще зубы рвет. Докторов-то в деревне нет, впрочем, об этом рассказывал. Но хоть кузнец и главный, жить ему приходится на отшибе. Потому что в горне у него всегда огонь, а значит, и пожар возможен. Если поставить кузницу посреди деревни, может выгореть вся дотла. Кстати, вот и она показалась. Вон, на пригорке сарай с бревенчатой крышей, заваленной землей. Видите?
Сашенька повернула голову.
— Зачем земля на крыше, знаете? — спросил, прищурившись, Шелагуров.
Княгиня пожала плечами.
— Обратите внимание на стены, — тоном заправского чичероне продолжал помещик. — Все они имеют наклон внутрь. Опять же против пожара. Если кузница загорится, стены сложатся как карточный домик. А сверху их завалит крыша с землей. Гениально, не правда ли? Смекалист наш мужик, все у него тщательно продумано. Четыре столба перед кузней заметили? Думаете, для украшения? Как бы не так. То станок для ковки лошадей. Глядите, Васькину лошадку туда заводят. Сейчас Онуфрий примерит ей подкову. Так что ждать нам недолго. Хоть и безрук Онуфрий, работает очень быстро.
— Без рук? Безрукий кузнец? — переспросила Сашенька.
Честно говоря, окажись Онуфрий и впрямь безруким, не удивилась бы. Там, где обитают домовые, а старики насилуют невесток, кузнецы запросто могли обойтись и без рук. Но, оказалось, над ней подшутили. Онуфрий, бородатый мужичок лет сорока, невысокий, крепкий, с широкими плечами, обеими руками стал прикладывать подкову к копыту.
— Зачем вы меня разыграли? — спросила Сашенька.
— Боже упаси.
— Или меня зрение обманывает? И у кузнеца не руки, а культи?
— «Безруким» Онуфрия называют потому, что обходится без молотобойца, — объяснил помещик. — Из помощников у него один «поддувало». Тот, кто мехи качает.
— Так бы и сказали.
Сани остановились у станка для ковки лошадей. Сашенька энергично выпрыгнула, к ней со всех ног бросился Васька:
— Не извольте беспокоиться. К па́бедам
[76] будем в лучшем виде.
