— Сама не проболтайся. Знаю я вас с Диди — как поссоритесь, рубите правду-матку.
— А о чем ты хочешь с ним поговорить? А-а-а, — поняла княгиня. — То был предлог, чтобы отвязаться от Нюши? Тогда вылезай, нам не по пути.
— Предлог предлогом, но заеду. Надо объясниться. Чтобы Диди не подумал ничего такого. Мы ведь друзья.
— Да уж, неразлейвода, и по борделям вместе ходите.
— Что ты выдумываешь?
— Думал, не знаю? Нет, но почему вам, мужчинам, изменять можно, а нам нельзя?
Прилив сил и эмоций, вызванный вчерашними приключениями и, что греха таить, кружкой пунша, к утру прошел. Сашенька чувствовала себя гнусно, глупо, словно сильно замаралась и ей теперь никогда не отмыться. Впрочем, так и было. Зачем она изменила? Вчерашняя минутная слабость будет ойкаться ей до конца дней. Что она себе доказала? Что доказала Диди? Вдобавок очень зря описала все в дневнике. Немедленно по приезде нужно кинуть его в печку. А потом принять ванну, чтобы очиститься.
Выговский даже зимой старался ходить пешком — и деньги экономятся, и для здоровья полезно, а то, чего доброго, заплывешь жирком от кабинетной работы. Да и думалось на воздухе хорошо.
От Ковенского, где обитала Лиза, до Сергеевской, где жил Тарусов, рукой было подать. Дойдя до Знаменской, Антон Семенович повернул налево и пошел в сторону Кирочной. Пытался настроиться на рабочий лад, на бесконечные иски жуликоватого Фанталова, которые ему предстояло писать и писать. Но переключиться на предстоящую нудную работу не получалось. Мешала Лиза. Красивая, юная, волнующая и сильно любимая.
Как и Выговский, Лиза была провинциалкой. Как и он, успела хлебнуть лиха — Антона Семеновича исключили из университета, а Лиза в одночасье осталась сиротой и была вынуждена пойти в содержанки. Но обстоятельства ее сломить не смогли, наоборот, закалили. Благодаря скоротечному замужеству получила титул, благодаря ему попала в высший свет, где превратилась в хищницу. Теперь ее благосклонности добивались особы со средствами и положением. А Лиза крутила ими как хотела. И дорогие подарки были лишь небольшой частью ее доходов. Государственные подряды для дружественных купцов — вот что графиня Волобуева ценила гораздо больше камушков и колечек.
А Выговский для нее был отдушиной, единственным человеком, с которым хоть иногда она могла побыть самой собой.
Как долго продлится их счастье? Чем закончатся отношения? Разрывом или совместной жизнью? Сможет ли она, богатая ныне Лиза, вкусившая успех и обожание, предаться тихому счастью с нищим помощником присяжного поверенного?
Дойдя до Кирочной, Антон Семенович перешел ее наискоски и углубился во дворы, чтобы срезать угол, — финальный отрезок сегодняшнего пути был хорошо ему знаком, именно так каждый день ходил на службу.
До дома Тарусова оставалось саженей десять, не больше, когда за спиной Выговского кто-то тревожно свистнул. Но, погруженный в раздумья, Антон Семенович и головы не повернул, решив, что балуются мальчишки.
Роли распределили так: переодетый точильщиком Кислый занял место у парадной Тарусовых, установив перед собой небольшой столик с инструментами. А Сапог и Ткач бродили по Сергеевской, зазывая клиентов:
— Кому ножи точить? Кому кастрюли паять?
Заметив приближающегося (или подъезжающего в санях) Выговского, они должны были свистом предупредить главаря.
— Тут точить нельзя, — заявил Кислому старший дворник Ильфат.
— Это почему, дяденька? — уточнил с усмешечкой криминалист.
— Другие здесь точат.
Кислый кинул Ильфату серебряный полтинник:
— Я ненадолго. Чик — и нет меня.
Ильфат призадумался — точильщик ему не нравился, рожа уж больно зверская. Однако лишних полтинников не бывает, алчность в нем победила:
— Ну, если недолго…
— Слышал? — дернула Лёшича за рукав Сашенька.
— Что?
— Свист. Очень странный.
— То дворник извозчика подзывает.
— Нет, какой-то разбойничий.
— Скажешь тоже.
— Смотри!
Сашенька вытянула руку, и Лёшич впереди у тарусовской парадной заметил «точильщика», который, выбросив ножик, принесенный ему на заточку, вытащил из-за пазухи револьвер и пошел в сторону Воскресенского проспекта
[90].
«Покушение, — понял Лёшич. — Опять народовольцы на Государя охотятся».
Он приподнялся и стукнул извозчика в спину:
— Останови!
— Тпру, — скомандовал Терентий.
Когда сани поравнялись с «точильщиком», Прыжов выпрыгнул из них, пытаясь сбить того с ног. Сие ему удалось, однако выстрелу доктор помешать не успел — Кислый успел нажать на курок мгновением раньше. Падая, Лёшич боковым зрением заметил, что один из мужчин, идущий по Сергеевской, рухнул как подкошенный, но Выговского не узнал. Фимка, не успев приземлиться, попытался скинуть доктора с себя. Силы были неравны — Кислый и помощнее Прыжова был, и опыт в драках в отличие от эскулапа имел, считай, вся Фимкина жизнь была одной сплошной дракой. Лёшич пытался прижать правую руку «точильщика» к тротуару, но тот сумел опрокинуть доктора навзничь. Прыжов крепко ударился головой. Однако его отчаянное сопротивление было не напрасным. Как ни был силен Кислый, скинуть одной рукой с себя здорового мужчину ему удалось с трудом. И пальцы его вынужденно разжались. «Ремингтон» Яблочкова выскользнул из руки и покатился вниз к мостовой.
Сев верхом на доктора, Кислый лишил его сознания двумя мощными ударами кулака.
Услышав выстрел, лошадка испугалась и попыталась рвануть. Извозчик натянул вожжи еще сильнее, и сани завалились набок. Сашеньке каким-то чудом удалось выпрыгнуть перед этим в сугроб. Прямо перед собой она увидела лежащий «ремингтон».
Ромка Сапог с самого детства любил убивать: кузнечикам отрезал головы, кошек вешал, собакам вспарывал животы. Мать нарадоваться не могла:
— На скотобойне именно такие нужны. А платят там хорошо.
Но на скотобойню Ромку не взяли. Громила в грязном фартуке долго вглядывался в его лицо, а потом вдруг сказал:
— Я тебя помню. Ты мою Мурку на осине повесил.
И хорошо поставленным ударом сбил Ромку с ног.
Паренек остаток дня проплакал, а вечером подкараулил подгулявшего громилу у Обводного канала и пырнул в сердце ножом. Ночью в избушку на Средней Рогатке постучали. Мать открыть отказалась. Тогда снаружи пообещали их поджечь. Пришлось впустить непрошеного гостя.
— Ты Козьму прирезал? — спросил Кислый, стащив Ромку с печи.
Не знал, что у парнишки ножик всегда при себе, даже когда спит. Ромка с ходу приставил его к горлу:
— Козьма меня обидел, на службу не взял. А нам с мамкой жрать охота. Понял? Батька зимой помер. Мамка еле ходит. А он из-за кошки…
