— Минут за десять до вас ушли.
— Куда?
— Не сказали.
— Сколько их?
— Восемь, включая Кислого.
— Кто, кроме них, в шайке состоит?
— Еще Сапог и Ткач. Но те спозаранку ушли и больше не возвращались.
— А ты? Тоже в шайке?
— Нет, только комнату сдаю для сборищ. Жить-то на что-то надо.
Отпустив александроневских городовых, Крутилин отправился на Рузовскую, в 4-й участок Московской части. Кислый орудовал во владениях Добыгина, значит, тот должен знать, где его искать.
Полковник изобразил возмущение:
— Вы действовали как слон в посудной лавке. Вместо того чтобы приехать сюда, составить вместе план, безо всякой рекогносцировки отправились со случайными людьми…
— Я попросил бы…
— Не перебивать. В отличие от александроневских, мои городовые Московскую заставу знают превосходно. И их там знают. А вот вторжение чужаков сразу перепугало тамошних обитателей. Поэтому… как вы сказали?
— Кислый.
— …и скрылся. Теперь придется ждать. Пройдет неделя, а то две, пока он вернется.
— Нет у нас недели, полковник. Кислого с его шайкой надо изловить в кратчайший срок. Дело чести.
— Сделаю все от меня зависящее. В том числе доложу начальству о вашем самоуправстве.
— Какому из них? Обер-полицмейстеру или Ломакину? Ах да, Ломакин мертв, кто там теперь вместо него? Боцман? А может, Кислый?
— На что, Крутилин, вы намекаете?
— Не намекаю. Точно знаю. Вы сообщник Ломакина.
— Подите вон. Вон, я сказал!
Когда Крутилин удалился, полковник вызвал Никудышкина. Не давала ему покоя фраза начальника сыскной: «Совершено покушение». Что сие означало? Убит Выговский или нет?
— У тебя, кажется, приятель в Четвертой Литейной части.
— Так точно! Кондрат Добрынский.
— На Сергеевской сегодня стреляли. Выясни, жива жертва или нет. На вот на извозчика. — Добыгин кинул полтинник.
Никудышкин обернулся за час:
— Стреляли в помощника адвоката. Слава богу, жив. В Мариинке сейчас, сделали ему операцию.
— А про операцию как узнал?
— Кондратий как раз старшего дворника допрашивал, а тот только из больнички вернулся.
Еще через час полковнику захотелось по нужде. Накинув шинель, он выскочил во двор. Но, открывая нужник, почувствовал в своем кармане чужую руку. Повернул голову — Кислый. И опять с револьвером. Но теперь с его собственным, который только сегодня полковник вытащил из несгораемого ящика, чтобы не попасться Кислому как вчера.
— Заходите, ваше благородие, располагайтесь, не то портки обмочите, — толкнул его внутрь Фимка.
Пришлось беседовать в тесноте и зловонии.
— Паспорт мне нужен новый, — заявил Фимка.
— Зачем?
— А то не знаешь? Ищут меня. Разве Крутилин не по мою душу приезжал? А мне в Тамбовскую надо, и побыстрее.
— Зачем?
— За подмогой. Родичей там — целая деревня. Братья, дядьки, племянники. И все как я, калиброванные, на волка с голыми руками ходят, здешней шпане не чета. Местных-то послушать: мерзее их на свете нет, душегуб на душегубе. А на поверку, тьфу, фантики от конфект. Как узнали, что Крутилин с облавой едет, разбежались по кустам. Нет, с такими Питер не удержишь.
Добыгин от неожиданности поперхнулся. Экий Наполеон выискался. Да где? В отхожем месте.
— Ты не хмыкай. — Кислый ткнул под ребро полковника револьвер. — Ты еще тамбовских не знаешь. Но скоро узнаешь. И Крутилину бока порвем, и Боцману. Всем! Раз это я за Ломаку рассчитался, значит, теперь король.
— А кто сказал, что рассчитался? Выговский жив.
— Как жив? Рухнул как подкошенный.
— А доктора из Мариинки его подлатали, теперь снова как огурчик.
— Врешь.
— Никудышкин только что оттуда. Своими глазами видал, — соврал полковник.
— Значит, придется сперва туда. А ты, полковник, шевели-ка эполетами. Через час вернусь за паспортом.
— Погоди. Паспорт в канцелярии обер-полицмейстера нужно подписывать. Сегодня не получится. Завтра приходи, в полдень. И в больничку пока не ходи, тебя по всему городу ищут. Лучше ночью.
Немного поколебавшись, Дмитрий Данилович достал из ридикюля жены тетрадку, пролистал до нужных страниц…
Дочитав, запустил дневником в стенку. Сашенька, его Сашенька, муза и жена, мать детей и лучший друг, отдалась первому встречному! Без чувств, по велению внезапной похоти.
Зачем? Почему? Что он сделал не так, чем не угодил? Да, он влюбчивый, ветреный, иногда увлекается… Впрочем, как все. Как все мужчины. Не потому, что безнравственен, а потому, что так распорядилась природа: жена далеко не всегда имеет физиологическую возможность приласкать мужа, поэтому тот вынужден ей изменять.
В кабинет постучали.
— Да, да! — крикнул князь.
Вошел Тертий:
— К вам госпожа Прыжова.
Господи, он и забыл про нее!
— Здравствуйте, ваше сиятельство, — с порога затараторила Наталья Ивановна. — С утра ждала Алексея на Пятой линии. И вас ждала. Вы обещали…
— Сядьте, пожалуйста.
— Вы что-то знаете?
— Да, присядьте.
— Нет, я выдержу, на все готова. Я права? Они сбежали?
— Все много хуже. Алексей в больнице. Он ранен.
Дмитрий Данилович успел подхватить Наталью Ивановну, упавшую в обморок. Нашатырный спирт вернул ее в чувства.
— Лешенька жив?
— Старший дворник, он отвозил Алексея в больницу, сказал, что жизни Прыжова ничто не угрожает.
— Мне надо туда, я должна быть с ним.
— Но в вашем положении…
— Ерунда.
Наталья Ивановна попыталась привстать, но вынуждена была снова опуститься в кресло.
Князь хотел уговорить ее остаться. Хотя бы ненадолго.
— Я не могу вас отпустить.
Но Наталья Ивановна истолковала его слова по-своему:
— Правда? Спасибо. Не смела просить вас сопроводить меня в больницу.
Дмитрий Данилович хотел ее разубедить, но быстро передумал. Если останется дома, непременно напьется. Лучше уж совершить благое дело, отвезти беременную к раненому мужу.
— Насчет Выговского обрадовать нечем. Состояние его критическое. А вот здоровью нашего дорогого коллеги ничто не угрожает, — заверил Тарусова профессор. — Всего лишь разбита бровь, ушиб на скуле, небольшое сотрясение, сломаны ребра. Я разрешил супруге забрать его завтра домой.
