— Расскажите лучше, за что и кому мстил человек в ватерпруфе?
— Барон Антон Гиверт был наследником огромного состояния. Перед свадьбой поехал путешествовать по Европе. И упал с воздушного шара. Тело не нашли, решили, что барон погиб. А он просто замерз, как замерзает яблоко на морозе. Если потом яблоко разморозить, не всякий отличит его от свежего, не так ли?
— Как вам сказать? Я отличу. Да и человек не яблоко.
— Так или иначе, через двадцать лет при сходе лавины снег вынес его в альпийскую долину, где барон Гиверт оттаял и вернулся к жизни. Однако оказалось, что его огромное наследство досталось кузенам, а любимая вышла замуж за одного из них. Да и выпал барон из шара неспроста, то был против него заговор. Гиверт, вернувшись через двадцать лет в Россию, отправился в сыскную полицию, но Крутилин, то бишь Кобылин, принял его за сумасшедшего. Вот почему человек в ватерпруфе потешается над ним — на месте каждого преступлении оставляет книгу в качестве подсказки, которую Кобылин игнорирует.
— А кому именно мстит?
— Много кому. Кузенам, лучшему другу, тем, кто выкинул его из шара, продажным нотариусам, управляющему имением и так далее. Всем, кто его предал. Но вот извозопромышленников среди них нет, впрочем, как и владельцев ссудных лавок. Роман сильно переделан, можно сказать, подогнан под новые обстоятельства.
— Автором?
Арсений Иванович пожал плечами.
— Я не критик.
— И даже не преподаватель словесности, — вторила Сашенька. — Не он ли его переписал?
— Кто знает?
Выйдя из квартиры, Сашенька разрыдалась. Почему Шелагуров так холоден с ней? Почему нагрубил? Потому что взвинчен? Переживает за Ксению? Или боится за себя? Это так ужасно, быть наживкой для убийцы. У кого угодно сдадут нервы. А спрятаться и затаиться ему нельзя, иначе сестра, самый близкий и родной человек, сгинет на каторге.
Узнав ужасную весть, Наташка потеряла сознание. Сашеньке пришлось подносить уксус к ее носу и бить по щекам, чтобы пришла в себя.
Поднявшись с пола, Наташка села на стул:
— Я как чувствовала, не хотела Сережу отпускать, в ногах валялась, умоляла не уходить. Вчера весь день подозревала неладное, до сумерек на улице ждала.
— Разруляев каждый день к вам приезжал?
— Да. Только когда хворал, оставался у жены. За что она его убила? За что? — Наташка разрыдалась.
— Вы знакомы?
— Я? Что вы? Нет, конечно.
— Тогда откуда она о вас знает?
— А Сергей не скрывал. Никогда не скрывал. Они ведь с Ксенией по уговору женились.
— По какому уговору?
— Пожалел он ее. Траченной была. И не просто траченной, приплод носила. Для нас-то, простолюдинок, — эка невидаль, а для вас, княгинь, — беда и позор.
— А кто ее соблазнил, знаете?
Наташка пожала плечами:
— Поляк какой-то. А фамилию не помню…
— Гуравицкий?
— Точно. Из Польши приехал. Бунтовал там против нас, а когда им по мордасам-то надавали, явился сюда, невесту богатую искать. Ксения ему и подвернулась. Сразу в кусты потащил, чтоб не передумала. Потом вместе пошли к ее брату, мол, так и так, любим друг друга. Тот заартачился, мол, не стану с бунтовщиком родниться, и дал поляку от ворот поворот. А Ксения-то в грехе брату не созналась, побоялась его гнева. Открылась только Сергею Осиповичу и упросила помочь. Коли бы отказал, грозилась утопиться. И зачем он ее пожалел? Был бы жив, касатик ненаглядный… Как нам теперь быть?! — у Наташки снова закапали слезы.
— Сергей Осипович оставил вам половину состояния…
— Лучше бы живым остался. Пусть без копейки, пусть голый-босый. Никакие деньги его не заменят…
Взяв извозчика, Сашенька поехала на Васильевский остров к Прыжову, размышляя над тем, что узнала от Наташки. Неужели Ксения согрешила с Гуравицким? Или Разруляев просто запудрил Наташке мозги, чтобы на ней не жениться? Но зачем? Наташка и без этого отлично понимала выгоды для себя брака Сергея Осиповича с Ксенией. И без всяких угрызений совести выгодами этими пользовалась — жила в отдельном добротном доме, содержала прислугу.
Кто же отец Лешеньки? Ответ на этот вопрос может быть очень важен для расследования. Правду знает Ксения. Но вряд ли станет откровенничать с незнакомой дамой. Да и не пустят Сашеньку к ней.
Сани свернули на Гороховую, поехали к Адмиралтейству. На углу с Казанской княгиня вдруг вспомнила про Желейкину. Как она? Оправилась ли от потрясений?
И приказала извозчику свернуть.
Знакомый швейцар, узнав Сашеньку, тут же сообщил, что нелюбимая им жиличка съехала:
— И слава богу! Чуть не убили меня из-за нее.
Сашенька спросила адрес, швейцар покачал головой:
— И знать не хочу.
Садясь обратно, княгиня вспомнила, что здесь на Казанской находится Вторая гимназия, в которой учителем словесности служит Чепурин, любовник Ксении Разруляевой. Вдруг он знает, кто отец Лешеньки?
Княгиня Тарусова, конечно, не догадывалась, что директора гимназии Сатарова за глаза звали Сатаной, однако после часа беседы с ним готова была продать душу дьяволу за то, чтобы побыстрее ее закончить. Сатаров, не замолкая ни на минуту, восхвалял вверенное заведение, понося при этом остальные:
— Мы будем счастливы, повторяю, счастливы воспитывать потомка славного рода Стрельцовых. Как, кстати, здоровье вашего батюшки?
— И вам такого желает, — с раздражением ответила Сашенька.
— А вашего дражайшего супруга? Не согласится ли он выступить с лекцией перед выпускниками? Многие из них находятся под впечатлением от его успехов и мечтают о карьере юриста.
— Если остановим выбор на вашей гимназии.
— В этом не сомневаюсь.
— Тогда конечно. Кстати, князь просил узнать, хорошо ли у вас преподают словесность?
— Лучше, чем где бы то ни было.
— Могу переговорить с учителем?
— Да… Но, простите, зачем?
— Хочу убедиться, что соотечественник. Потому что в Первой гимназии русскую словесность преподает пруссак, — с ходу придумала Сашенька.
— Не может быть.
— Но вы же только что ругали Первую гимназию.
— Ну да, конечно.
— Как фамилия вашего учителя?
— Чепурин.
— Еврей?
— Что вы? Русак, чистокровный русак. Между прочим, мой зять.
Сашенька чуть не подпрыгнула. Чепурин вчера не сказал, что женат.
— Вернее, бывший. Моя дочь умерла.
— Очень жаль, — искренне произнесла княгиня.
А то бы Чепурин у нее поплясал.
