— Лёшич! Ты знаешь мое отношение к Наталье. Но она беременна.
— Не беременна. Просто задержка. Банальная обычная задержка, истечения к Наталье приходят нерегулярно.
— А если ошибаешься?
— И что? Да, я сделал глупость. Согласен, ты меня предупреждала. Но теперь хочу ошибку исправить.
— Ошибку? Это ребенок. Твой ребенок.
— Поверь, так будет лучше и для Натальи, и для меня. Они с мамашей смотрят на меня сверху вниз. Я их обеспечиваю, но при этом я для них никто. Должен подчиняться, словно последний приживал. О таком ли счастье мечтал?
— Вам надо разъехаться с маман.
— Нет. Все кончено. Поздно. Я нашел, что искал…
— Нюшу?
— Да. Представь себе. Для нее я бог и царь. Потому что не поколачиваю, вежлив, ласков, обходителен. Нюша смотрит мне в рот, пытается угадать мои желанья.
— От Натальи ты тоже был без ума.
— Ты по-прежнему ведешь расследование? — перевел Прыжов разговор на другую тему.
Сашенька кивнула.
— Тогда тебя кое-что должно заинтересовать. Я начал разбирать учетные книги Пшенкина. Выяснил, что каждый месяц он получал крупную сумму денег, сначала двести, потом пятьсот рублей, в последние месяцы аж по тысяче.
— От кого?
— Неизвестно. Проводил их как займы от неустановленного лица. Фамилии в книгах нет, одни инициалы, ББ. Эти буквы тебе о чем-то говорят?
— Нет.
— Нюша тоже не знает. И вот что еще… Вчера к нам в гости…
— К вам с Нюшей?
Прыжов кивнул:
— …приходила Мария Поликарповна Вязникова, сестра Петра Пшенкина. Оказывается, в сейфе ее мужа Петр хранил какие-то важные бумаги, которые после убийства Семена Вязникова бесследно исчезли.
— Мария Поликарповна знает их содержание?
— Нет. И Нюша не знает.
Глава 22, в которой к поискам Гуравицкого приступает Выговский
Среда, 16 декабря 1870 года,
Санкт-Петербург
Четвертая глава «Убийцы из прошлого» поступила в газету «Глас Петербурга» не во вторник, а в среду, и на этот раз по почте. Вскрывать конверт редактор не стал. Как было велено, отнес в сыскную полицию.
— Отослано вчера, — определил Яблочков, осмотрев почтовый штемпель.
— Откуда? — спросил Крутилин.
— Брошено в ящик на Невском проспекте.
— Вскрывай.
Яблочков достал исписанные с двух сторон листочки и протянул Ивану Дмитриевичу.
— А почтовый перевод? — спросил редактор.
— Больше ничего.
Нацепив очки, Крутилин принялся читать:
«Убийца из прошлого»
Хроники петербургской сыскной полиции за 2016 год
Фантастический роман
господина А. Гуравицкого
(начало в предыдущих номерах)
Глава последняя
На Большой Морской мойщик окон пришел в себя и рассказал нечто невероятное: что сегодня видел в квартире Разгуляева его супругу. Сначала Кобылин сомневался, не спьяну ли привиделось? Но потом решил проверить. Послал агентов на Николаевский вокзал. Там они показали фотокарточку Разгуляевой носильщикам, и те вспомнили, как несли ей багаж.
— Да вот же она! — воскликнул один из них, указав на одну из спешивших к отправляющемуся составу дам.
У богато одетой женщины проверили вид и тут же задержали.
В кабинете Кобылина Конкордия Алипиевна поклялась, что муж был мертв, когда она вошла в квартиру. Но он ей не поверил:
— Почему не вызвали полицию?
— Испугалась. Вдруг подумают на меня?
Последующую неделю Кобылин изнывал от славы, без умолку беседуя с репортерами отечественных и зарубежных изданий. Каждый его день был расписан поминутно: приемы, журфиксы, салоны, заседания различных клубов (его таки приняли в Английский яхт-клуб).
Однако планам на вечер пятницы сбыться было не суждено.
По выходе со службы Кобылина привычно окружили поклонницы, сжимавшие в пальцах его движущиеся фотопортреты:
— Дмитрий Иванович, душечка, подпишите.
Начальник сыскной достал «вечное перо» — как отказать, если с каждой проданной карточки издатель платит десять копеек, — но подписать ни одну не успел, потому что его грозно окликнули:
— Ваше высокородие.
У Кобылина екнуло сердечко. Неужто снова убийство? А вдруг на этот раз не сдюжит, не справится, не откроет убийцу? Дмитрий Иванович поднял глаза и увидел перед собой адъютанта обер-полицмейстера:
— Требуют немедленно.
Дамочки почтительно расступились, проводив шепотком:
— Видать, опять смертопреступление.
— Типун тебе на язык.
— Дмитрий Иваныч раскроет, ей-богу, раскроет.
По дороге Кобылин пытался узнать, что, собственно, случилось, но адъютант был нем как рыба.
Обер-полицмейстер даже кивком не удостоил.
— Чем занимаетесь на службе, Кобылин? — спросил он, указав на стол для заседаний, заваленный газетами, российскими и иностранными, с портретами Дмитрия Ивановича на первых страницах.
— Раскрытием преступлений, ваше высокопревосходительство, — с достоинством ответил начальник сыскной, поняв, что раздражение начальства вызвано банальной завистью.
— И как успехи?
— Сами знаете…
— Да, теперь знаю. — Обер-полицмейстер схватил со стола бумагу и потряс ею. — Из-за вашей лени и дурости в тюрьме томятся невиновные, а убийца гуляет на свободе.
— Простите, не понимаю…
— Читайте. — Обер-полицмейстер кинул в Кобылина листок, который держал в руках.
Дмитрий Иванович схватить его не успел, и листок упал на паркет. Пришлось, придерживая шпагу, нагибаться.
«Ваше высокопревосходительство!
Пишет Вам несчастный барон Антон фон Гиверт, таинственно «исчезнувший» двадцать лет назад в день своей помолвки.
Думаю, Вы удивлены моим «воскрешением» из мертвых, ведь тогда на мои розыски отрядили лучших сыщиков во главе с господином Кобылиным. Но, увы, они не проявили ни ума, ни усердия, а, может, вступили в сговор с преступниками.
Расскажу коротко, что произошло. После помолвки по срочному приказу Государя я вылетел на воздушном шаре, имея поручение к одному из европейских монархов. Меня неожиданно вызвался сопровождать мой кузен Сергей Иудович Разгуляев. Когда мы пролетали над Монбланом, двое его слуг — Коронат Перепетуя и Филафей Верещакин — внезапно схватили меня и выкинули из корзины. Вопреки их надеждам, я не разбился о камни, а приземлился в огромный, выше шестиэтажного дома, снежный сугроб, из которого, несмотря на попытки, выбраться не смог и через несколько часов безуспешной борьбы со снегом замерз, повторяя до последнего имя моей невесты Конкордии.
