— Значит, суд отложат? — уточнила, будто плохо расслышала, Ксения.
За зиму она сильно изменилась: постарела, подурнела, располнела.
— Мы на это надеемся, — заверил подзащитную Антон Семенович.
— Как ужасно. Я так надеялась, что все скоро закончится. Я больше не выдержу ожидания. Каждый день с утра до вечера в голове вертится, мучает вопрос: оправдают или нет?
— К сожалению, в отличие от Стрижнева, у вас алиби нет, — развел руками Выговский. — Придется ждать, пока Гуравицкого изловят, привезут и припрут доказательствами.
— Не понимаю: зачем меня вызвали? — раздраженно произнес Шелагуров. — О суде над Стрижневым прочел бы в газетах. У меня куча дел. И в имении, и в Думе.
— Дмитрий Данилович хочет, чтобы вы выступили в качестве свидетеля.
— Свидетеля? Меня в тот день не было в Петербурге.
— Но вы знали Петра Пшенкина.
— И что?
— Дмитрий Данилович просит вас рассказать о том, как Петр шантажировал односельчан.
— Зачем?
— Каким бы крепким ни было алиби Стрижнева, у присяжных могут остаться сомнения в его невиновности из-за сострадания к жертвам. Чтобы избавить их от сомнений, достаточно сообщить нелицеприятные факты о Пшенкине.
— И ради этого вы оторвали меня от дел?
— Я, кажется, объяснил. Спасение Стрижнева — единственный шанс для вашей сестры.
— Саша, выступи, все равно уже приехали, — попросила Шелагурова сестра.
Дмитрий Данилович в это время допрашивал Парусова:
— Знаком ли вам подсудимый?
— Первый раз вижу.
— А он утверждает, что знает вас.
— Врет.
— Говорит, возил вас четвертого декабря с полудня до семи вечера.
— Так он извозчик? Меня вызвали в суд из-за извозчика?
— Если подтвердите его слова, с него будут сняты обвинения в убийстве жены и ее любовника.
— Я не запоминаю извозчиков. Потому что сидят спиной.
— Попробуйте вспомнить…
— Когда, говорите?
— Четвертого декабря.
— Столько времени прошло! Нет, нет, не помню, ничего не помню.
— Давайте освежу вашу память. Вы вышли из Царскосельского вокзала ровно в полдень, наняли моего подзащитного, чему имеется свидетели, приказали отвезти в винную лавку, где купили пару шампанского.
— Зачем тебе шампанское? — вскочила дама, сидевшая в первом ряду.
— Не помню, — пролепетал Парусов, однако быстро спохватился. — Не покупал ничего, это ошибка, поклеп.
— Разве? — удивился Тарусов. — В комнате для свидетелей ожидает очереди приказчик из этой лавки.
— Точно! Приказчик! А я мучился, пытался вспомнить, где его видел, — признался Парусов.
— Значит, шампанское покупали?
— Возможно. Но не уверен, что четвертого декабря.
— Куда отправились дальше?
— Не помню.
— Не ври, — снова вскочила дама.
— Свидетель, вы дали присягу, — напомнил судья Бахтаров.
Парусов молчал.
— Мне рассказать или сами? — спросил его Тарусов.
— К знакомой на Черную речку.
— Что? — схватилась за сердце жена Парусова.
— Покиньте зал! — рявкнул на нее судья.
— Я дома все объясню, — повернулся к супруге свидетель.
— Объяснять будете суду, — зазвенел в колокольчик Бахтаров.
Процесс до сего момента протекал скучно и предсказуемо, судья разве что не зевал. Неужели Тарусов приготовил сюрприз? Ну-ка, ну-ка…
— За вещами не приходи. Выкину их в Неву. — Парусова, тяжело отфыркиваясь, протискивалась к проходу, отдавливая по дороге ноги первому ряду. — Надеюсь, тебя посадят.
В дверях она столкнулась с Выговским — тот вошел, чтобы сообщить Тарусову, что прибыл Шелагуров.
— Продолжайте допрос, — велел Тарусову судья.
— Во сколько вы уехали от знакомой?
— После шести, — со слезами на глазах вымолвил Парусов.
— Извозчик вас ожидал?
— Да, я попросил. Саней там не сыщешь.
— Это он? — спросил Тарусов, указав карандашом на Стрижнева.
— Да, — со вздохом признался Парусов.
— Вопросов больше нет, — произнес Дмитрий Данилович.
— У вас, господин прокурор? — спросил судья.
— Конечно, есть, — встал прокурор Тяпин.
Выговский поднялся на хоры, откуда по своему обыкновению наблюдала за процессом Александра Ильинична.
— Шелагуров приехал не один, — шепнул ей Антон Семенович. — С Ксенией.
— О боже! — вырвалось у княгини.
— Будьте с ней, прошу.
Прокурор пытался сбить Парусова с толку: точно ли тот уверен, что ездил к любовнице именно 4 декабря? Но свидетелю уже терять было нечего, запутать себя не дал.
— Прошу вызвать для дачи показаний помещика Шелагурова Александра Алексеевича, — произнес Тарусов.
Судебный пристав порылся в бумагах:
— Не явился.
— Александр Алексеевич только что прибыл курьерским поездом и ожидает в коридоре, — заверил его поверенный.
— Но защита не предоставила подтверждения о вручении повестки, — не унимался крючкотвор.
— Раз явился, зачем нам бумажка? — резонно заявил судья. — Вызывайте.
Шелагурова привели к присяге. Тарусов приступил к допросу:
— Знали убитого?
— Был моим крепостным. После реформ занимал должность сотского в селе Подоконниково.
— Служил исправно?
— Нет, крестьяне жаловались. За сокрытие неблаговидных поступков Петр Пшенкин вымогал у них деньги.
— Что вы предприняли?
— Пытался усовестить.
— Сколько людей он шантажировал?
— Точно не скажу. Многих.
— А вас? Вас Пшенкин шантажировал?
Шелагуров пристально посмотрел на Тарусова, ответил после долгой паузы:
— Странные вопросы задаете, Дмитрий Данилович.
— Да или нет?
— Конечно, нет.
— Вам знаком подсудимый?
Недоумение на лице помещика сменилось раздражением. Даже не взглянув на Стрижнева, ответил:
— Нет.
— Ваша честь, — Тарусов обратился к судье, — могу я задать вопросы подзащитному?
Бахтаров в ответ благожелательно улыбнулся:
