Приехав нежданно-негаданно к полюбовнику, Маланья обнаружила в его комнатухе развеселую компанию: двух приятелей-ломовиков, одного гужбана
[9] и четырех прачек с соседней улицы. Конечно, не так она представляла себе прощальную ночь, когда, прижав к груди пироги с водкой, летела к дружку на извозчике. Однако деваться было некуда, потому ревностной обиды своей не предъявила, просто присоединилась к компании. Гуляли до самого утра: завтрашняя суббота по причине праздника, Успения Богородицы, была нерабочей. Проводив гостей в семь утра, Дорофей с Маланьей рухнули на кровать без чувств и задрыхли.
Проснулась Варфоломеева от грохота адмиралтейской пушки. «Господи, 12 утра! Ей же барыню одевать». Та с самого утра собиралась отправиться с прощальными визитами. Уже через минуту Маланья мчалась в пролетке. Добралась в пять минут, а барыни-то дома и нет. Хорошо, у Варфоломеевой ключ был, не то пришлось бы в окно лезть, благо в спальне актрисы оно было открыто. Войдя во флигель, Маланья поднялась на второй этаж. Постель не разобрана, вино и фрукты нетронуты, дорожный костюм из кашемира войлочного цвета, что барыня в вагон собиралась надеть, висит в шкафу. А вот сафьянового ридикюля, в котором Красовская хранила три тысячи рублей сторублевыми купюрами, в спальне не оказалось.
Маланья призадумалась, что сие значит? Однако объяснение придумала быстро: ухажер с сигарой решил их последнее с Красовской свидание в своем жилище провести. А значит, барыня с минуты на минуту вернется.
Варфоломеева сходила за щепками, вскипятила самовар, выпила чаю. После бессонной ночи глаза слипались. Решила прилечь, всего на минутку… Вскочила в пять вечера от настойчивого стука в дверь. То Дорофей, как и было условлено, за вещами приехал. На вокзал пора.
Маланья засомневалась. Кто ж барыню переоденет? В целях экономии Красовская себе купила билет на одиннадцатичасовой курьерский, а служанке – на самый дешевый почтово-пассажирский, который отходит в восемь вечера. Если и дальше ожидать хозяйку, Маланья не успеет сдать вещи в багаж. Решила ехать на вокзал. Если барыня все же вернется, переодеться ей поможет дворничиха Дуня, если нет, она же перешлет дорожный костюм в Москву.
Муж Дуни, Тимоха, сильно выпимший, потому что праздновал с самого утра, вместе с Дорофеем погрузил вещи в телегу. Злополучный сундук показался мужикам чересчур тяжелым, за что они Маланью всяческими словами отругали. Но та решила, что подшучивают, ведь, кроме сценических нарядов, ничего туда не клала. Прибыв на Николаевский вокзал, Варфоломеева сдала вещи в багаж, получила квитанции, попрощалась с Дорофеем, нашла свой вагон третьего класса, успела занять место у окошечка, притулилась к нему и снова заснула.
Курьерский летит, словно птица сапсан, аж за двадцать часов путь преодолевает и прибывает в Первопрестольную в семь пополудни. Почтово-пассажирский плетется двадцать девять часов. Потому, выехав раньше курьерского на три часа, в Москву Маланья попала гораздо позже его, в час ночи. Поручила носильщику получить из багажного вагона вещи и погрузить на извозчика. Все, кроме сундука. Его, согласно указанию хозяйки, сдала на временное хранение.
Крутилин, хлебнув кяхтинского чая, призадумался: а почему вдруг Красовская, так дорожившая сценическими костюмами, решила их на вокзале хранить? Однако быстро отыскал резон: а зачем их взад-вперед, в Курскую и обратно, возить? Там они без надобности.
В третьем часу ночи Маланья добралась до Остоженки, где квартировала подруга Красовской, актриса Людмила Замшина, сценический псевдоним – Захаржевская. Ей долго не открывали, Варфоломеева даже взволновалась, вдруг адрес неверно запомнила? Но когда наконец заспанная кухарка впустила ее в дом, волнение Маланьи лишь усилилось. Красовская и здесь не появлялась.
Утром Маланья решила идти в полицию, чтобы заявить об исчезновении хозяйки. Однако Замшина-Захаржевская запретила сие категорически: «Катенька наконец свободная птичка. Покойный Мызников шагу ей ступить не давал, по всем гастролям таскался! Пусть хоть Катенька напоследок погуляет. Лет-то ей уже, страшно сказать. Наверняка в вагоне раззнакомилась. Небось сейчас за городом пирует, в «Яре» или «Стрельне». Не волнуйся, нагуляется – вернется».
Однако через пару дней забеспокоилась и Замшина. Дали телеграмму в курское имение, вскоре получили ответ: «Барыня не приезжала». С ним отправились в часть, но помощник пристава заявление не принял: «Делать нам, что ли, нечего, загулявших актрис разыскивать? Сама объявится».
В пятницу, 07 августа, к Замшиной неожиданно заехал антрепренер Кораллов. Она рассказала ему о таинственном исчезновении Красовской, что сильно его растревожило. Заподозрил даже, что ведущая актриса, давно мучившая его требованием поднять жалованье, переметнулась к конкуренту. В отчаянии (первый спектакль на ярмарке уже в понедельник) Кораллов предложил Замшиной ехать в Нижний вместо Красовской. Та с радостью согласилась. И повелела Маланье привезти ей сценические костюмы для примерки.
В субботу утром Маланья отправилась за сундуком на вокзал, где и была задержана.
Иван Дмитриевич потер руки. Чуйка, по-научному интуиция, и на сей раз его не подвела. Даже если вдруг Маланья не убийца, то точно соучастница. Хитрая какая тварь! Ловко как тело спрятала. И врет удивительно складно. Однако самоуверенна чересчур. Ей исчезнуть бы, испариться. Ан нет, полезла на рожон, задумала честное имя сохранить, непричастность свою разыграть.
«Уж я ей покажу!» – Крутилин погрозил пальцем зеркалу, к которому подошел, чтобы расчесать пышные бакенбарды.
Покойный Николай Первый растительность на лице считал признаком вольнодумства, потому категорически запретил дворянам и чиновникам ее носить. Сын его, реформатор Александр, сей запрет несколько ослабил, дозволив бакенбарды, которыми щеголял и сам.
Картина преступления великому сыщику была уже ясна. После спектакля Маланье поручили перевезти сундук с костюмами из Озерков на Артиллерийскую. Кого она наняла? Конечно же, полюбовника. Ехали медленно, в тоске, завтра – неизбежное расставанье навсегда. Дорофей осторожно спросил, много ли у барыни наличных? Маланья ответила, что куры не клюют. «Давай ее ограбим и убежим с тобой куда-нибудь далеко, где нас никто не знает. Купим трактир или постоялый двор, заживем как люди, ты мне мальчиков с девочками нарожаешь», – предложил Дорофей. Маланья колебалась, мол, поймают нас. Ломовик обнял ее, поцеловал страстно: «Не боись! Усе продумал. Две недели хозяйку твою искать никто не будет». Варфоломеева возразила: «А Захаржевская? А управляющий в имении?» Дорофей улыбнулся: «Телеграмму им дашь от ее имени, мол, поездка отменяется». Маланья в ответ: «Нет, Дорофейчик, нет! Подозрение на меня падет. Давай лучше так…»
И предложила свой план, который и претворили: выгрузив сундук, Дорофей спрятался в спальне. Когда туда вошла Красовская, вытащил из-за пазухи револьвер…
– Тпру! – скомандовал разогнавшимся мыслям Крутилин.
Револьвер 44-го калибра
[10] в придуманную им картину ну никак не вписывался. Простолюдин Дорофей мог жертву удавить, пырнуть ножом, оглушить кастетом, кистенем приложить… Но вот выстрелить из «кольта» или «ремингтона», а именно они способны подобные дырки в теле проделать, нет, увольте. Штуки эти дорогие, не меньше пятнадцати рублей стоят. Потому российским злодеям пока не по карману. Ходят слухи, что в Штатах Североамериканских уже все разбойники такими обзавелись, но Крутилин глупым сплетням не верил: неужели заокеанские мазурики столь состоятельны?
