– Непременно. Нате вот рубль. Нет, – княгиня передумала, опустила монету обратно и вытащила красненькую. – Дайте-ка мне ваших шариков на червонец, про запас.
– Пожалуйста. Хотя, надеюсь, в таком количестве они вам не понадобятся.
– Спасибо за рассказ. Всего хорошего…
– Ваше сиятельство, – окликнул ее Соломон почти у выхода. – Хочу посоветоваться. Не знаю, как и поступить. Как бы беды не случилось. Однако боюсь и другого: вдруг скажут, что нос свой жидовский сую куда не надо…
Заинтригованная, Сашенька вернулась к прилавку.
– Внимательно вас слушаю. Не волнуйтесь, пойму правильно. – И улыбнулась самой располагающей улыбкой, на которую была способна.
– Очень на это надеюсь. Вы ведь ездили в Кронштадт, не так ли?
– Да, – удивилась вопросу Сашенька.
– Вместе с Ниночкой, дочкой Юлии Васильевны?
– Да, – уже не так уверенно произнесла княгиня.
– Понимаете, в чем дело. Нина уже ездила в Кронштадт. Дней этак двадцать назад…
– Ну и что?
– Вместе с Пржесмыцкими. Слыхали о таких? Снимали у Мейнардов аккурат до вас. Но на прошлой неделе Анна Францевна ногу переломала, пришлось им съезжать. Так вот… В тот раз при посадке на пароход младший из Пржесмыцких спрятался в ящике с песком.
– Что? – Сашенька схватилась за сердце.
– Все ринулись его искать, а Нина, решив, что маленький Густав остался на пирсе, сошла на берег. Пароход так и уплыл без нее.
– Что было дальше? – у княгини перехватило дыхание.
– Нина встретила Пржесмыцких по возвращении из Кронштадта и заверила Анну Францевну, что весь день ждала их на берегу. Я самолично это слышал – на обратном пути они зашли сюда за глазными каплями для Софийки, закадычной Нининой подружки. Девушки хором умоляли Анну Францевну ничего не рассказывать Юлии Васильевне. Мол, та разозлится, и Нине попадет. Анна Францевна, добрая душа, согласилась.
Сашенька в волнении присела на кушетку, на которой возлежала в день приезда.
– Вам плохо? – забеспокоился аптекарь. – Ой! Не надо было рассказывать… Зря не послушал Эстер…
– Нет! Вы поступили абсолютно правильно, – тяжело дыша, заверила его Сашенька.
– Принесу-ка я вам воды, – покачал головой Соломон. – Только, умоляю, не уходите. Мой рассказ не окончен, ваше сиятельство.
Господи, что еще? Сердце и так стучит, словно телеграфный аппарат.
– Так вот, – продолжил Соломон, когда вернулся со стаканом. – Увидев сегодня, что ваше семейство вместе с Ниной идет к пристани, я запер аптеку и пошел следом за вами. Но так, чтобы Нина меня не заметила. Дорогой размышлял: предупредить ли вас? Я ведь тоже отец и могу представить, что вы пережили, когда Володя спрятался.
– Было ужасно…
– Но не решился. Простите меня. Зато кое-что выяснил.
– Что же?
– Убедившись, что пароход уплыл, Нина побежала на вокзал и купила билет.
– Она ездила в Петербург?
Соломон пожал плечами:
– Знаю лишь, что села в вагон второго класса. Но куда отправилась, в Петербург или в Лигово
[83], – не знаю. Следить возможности не имел.
– Жаль…
– Но если это так важно, выясню вечером, когда Осип Митрофанович зайдет за мазью.
– Это еще кто?
– Обер-кондуктор девятичасового поезда. Он наверняка запомнил Нину. Не каждый день барышни столь юного возраста путешествуют в одиночестве.
Сашенька задумалась: «С ума, что ли, Нина сошла? Хорошо, что хоть невредимой вернулась. А если бы, не дай бог, с ней что-нибудь случилось? Как бы я смотрела Юлии Васильевне в глаза?»
Соломон в свою очередь растерялся. Ждал совета, но княгиня, внимательно выслушав его откровения, ушла в себя. Аптекарь подождал чуть-чуть, вздохнул и напомнил просьбу:
– Ваше сиятельство, посоветуйте, как поступить. Докладывать Юлии Васильевне или не стоит?
Если бы не князь Урушадзе, Сашенька сама побежала бы к Четыркиной. Загвоздка в том, что Нина знает любовницу Урушадзе. И лишь та может, если, конечно, захочет, подтвердить его алиби. Нина обещала Жене с Таней, что отправится сегодня к ней. Но поехала в Петербург. Неужели обманула?
Да нет же! Просто ветреная особа уже съехала с дачи, вот и пришлось Нине тащиться в столицу. Ну да! Раз любовник попал в острог, что ей здесь делать? Или… Конечно! Любовница сломала ногу! Анна Францевна Пржесмыцкая!
Теперь все встало на свои места. Интересно, смогла ли Нина уговорить ее выступить на суде? Сие, без сомнения, зависит от семейного положения Анны Францевны. Если дети в наличии, значит, и супруг когда-то имелся. Но ведь мог и умереть. Или бросить, учитывая ее ветреность.
– Муж Пржесмыцкой в добром здравии? – уточнила Сашенька.
У аптекаря отвисла челюсть. Ждал совета, а не странного вопроса. Однако, будучи человеком вежливым, ответил:
– Увы. Три года назад скончался. Сердечный приступ.
– Слава богу! – вырвалось у Сашеньки.
Соломон смотрел на нее уже с сомнением:
– Простите, ваше сиятельство. Как вас понимать?
От объяснений княгиню спас Володя. Ворвался в аптеку с криком:
– Мама! Мама! Какать хочу!
– Володечка, следует говорить: хочу в отхожее. Столько раз повторять…
– Извини, забыл. Потому что какать хочу!
Сашенька вскочила с кушетки:
– Спасибо вам, господин Бяльский. И за шарики, и за рассказ про Нину. Вот мое мнение: Юлии Васильевне сообщать о проделках Нины не стоит. Девицы в таком возрасте часто совершают странные поступки. Поверьте, сама была девицей.
– Мама!
– Я попробую по-дружески Нину вразумить…
– Как я вам благодарен. Камень с души сняли.
– Скорей! – не унимался Володя.
– Наталья Ивановна! Наймите тарантас! Володе надо в уборную! Евгений с Татьяной едут с вами.
– Но мама… – старшие испуганно переглянулись.
Не хотелось им оставлять подругу на растерзание.
– Нам есть о чем поговорить, не так ли? – Сашенька повернулась к Нине, чтобы посмотреть ей в глаза.
Та не смутилась:
– Как скажете.
– Мы никуда не пойдем, – заявил Евгений.
– А ну быстро…
– Мешать не будем, – поддержала брата Таня. – Подождем в сторонке.
– Из-за вас Володя сейчас обделается. А ну марш домой. Умыться и переодеться. Через час идем в гости.
