Между погодками – братом и сестрой – всегда шло соперничество.
– Отец прав. Женька влюблен в Нину и обязательно ей разболтает. Чтобы отбить у соперника.
– У какого соперника? – удивилась княгиня.
– Ой! – заорала на весь дом Татьяна. – Ты же не знаешь…
– Тише-тише…
– Вчера мы возвращались в Нагорную часть по лестнице, что начинается от Кронштадтской улицы. На второй площадке Женька остановился и сказал: «Ой, глядите, третий крестик появился!»
Татьяна взяла столь длинную паузу, что Сашенька вынуждена была признаться:
– Не поняла.
– Так и я не поняла. И никто не понял. А все оказалось просто. Ты же знаешь, Женька постоянно что-то подсчитывает. Сколько воробьев на телеграфном столбе сидит, сколько шагов до вокзала, сколько ступенек на лестнице. Никто, кроме него, и не замечал, что на перилах с правой стороны вырезаны перочинным ножом два маленьких крестика. А вчера появился третий. Наталья Ивановна принялась объяснять Володе, как плохо поступают вандалы, что портят городское имущество, а Нина вдруг вспомнила, что забыла в кондитерской носовой платок. И решила вернуться. Женька попытался увязаться, но она ему запретила. Наталья Ивановна сказала Нине, что мы ее подождем. Но та разозлилась, заявила, что не надо, что Володя устал и вообще она пойдет другой дорогой. С этого момента Женька сам был не свой. Постоянно оглядывался, нервничал. Когда пришли домой, отказался от обеда и заперся в комнате. Я тоже заявила, что не голодна и что хочу, мол, посидеть в саду. Но сама, понимаешь, пошла обратно.
– Понимаю, – пробормотала Сашенька.
Увы, дочь такая же любопытная, как и она. Княгиня тоже не удержалась бы. Безусловно, следует Таню отругать… Но не станешь же ругаться с зеркалом!
– Каким путем ни возвращайся, Александровской улицы не миновать. Потому я пришла туда, осмотрелась и спряталась за широким дубом, что в двух шагах от перекрестка с Народной. Пришлось вертеть головой в обе стороны, пока наконец не увидела, что Нина пересекает Александровскую по Елимовской. И не одна! С кавалером. А в руках несет букет белых роз. Вот этот.
Таня указала на прикроватную тумбочку, где Сашенька еще вчера вечером заметила вазу с цветами. Спрашивать, кто подарил, не стала, и так было понятно, Михаил. Оказалось, нет.
– Но как он попал к тебе? Неужели Нина подарила?
– Нет, конечно. Я пошла ее догонять, но куда там. Ивановская от Елимовской далеко. Около Веринской улицы я нашла этот букет в придорожных кустах. И не удержалась, забрала. Не ругайся на меня, пожалуйста!
– Даже не собиралась. Наоборот, рада, что не от Михаила.
– Не волнуйся, мы всего лишь друзья, – поспешила успокоить Сашеньку дочь.
– Так всегда говорят, когда не хотят расстраивать родителей.
– Разве я похожа на дуру? Зачем мне связывать судьбу с калекой?
– Что ж, рада твоему здравомыслию. Спокойной ночи.
– Комнаты внаем сдавать не собираетесь, Дмитрий Данилович? – спросил Выговский, когда Тарусов вошел в столовую. – Я бы въехал на полный пансион. Ваш повар – чудо.
– А где Урушадзе?
– В отведенной комнате. Приехал в хорошем настроении, вина собирались выпить, а прочел газету – и словно столбняк на него напал. Лежит, уставившись в одну точку. Изредка фотографию свадебную достает, посмотрит-посмотрит и заплачет.
– Сами газету посмотрели?
– Да. Предполагаю, его разволновала вот эта заметка: «В Грузии стоит аномальная для августа погода, по ночам заморозки, урожай под угрозой». Странный он человек. Ему каторга грозит, а он про урожай беспокоится.
– Может, что-то другое его взволновало? – предположил Дмитрий Данилович.
– Не думаю. Здесь еще про события во Франции, убийство актрисы Красовской…
– Господи!
– А вы поклонник? – удивился Выговский.
– Я – нет, но вот батюшка ни одного спектакля не пропустил, даже дачу снял в Озерках. Откуда вот только деньги взял?
– Кстати, забыл доложить. Поручение ваше мы выполнили, Лешич князя осмотрел. Ни сифилиса, ни триппера.
– Справку дал?
– Я попросил Прыжова выступить в суде.
– Правильно, – кивнул Дмитрий Данилович.
Глава тринадцатая
Детство и отрочество Лизы Фаворской прошли счастливо: любящий отец, уважаемый всем Ставрополем частный доктор; заботливая мать, без устали хлопотавшая над пятью отпрысками; лучшее в губернском городе учебное заведение – Ольгинская гимназия, где Лиза считалась первой ученицей – в ее жизни было все, о чем многим приходится лишь мечтать.
Счастье рухнуло за считаные дни. Отец заразился от больного какой-то инфекцией, следом за ним слегла мать. Все тяготы, связанные с лечением родителей, пали на Лизины плечи – ее старший брат Борис уже учился в Петербурге. Девушка сразу приняла верное решение – ни в коем случае самой не приближаться к родителям и не подпускать младших, ведь злосчастный пациент, ставший первопричиной их бед, уже покоился на кладбище. Отца и мать пользовали самые опытные доктора, круглосуточный уход осуществляли лучшие сиделки, но все оказалось тщетно.
Прибывший на похороны Борис бросать из-за младших братьев и сестер учебу в Медико-хирургической академии не пожелал и очень обрадовался, когда кузина их покойной матери Вера Никитична согласилась взять на себя опеку.
Однако после отъезда старшего брата она, до того милая и улыбчивая, превратилась в алчную и жестокую мегеру. Про лучшую в городе гимназию велено было забыть, мол, мальчикам для поступления в семинарию достаточно церковно-приходской школы, а девочкам вообще довольно умения читать и писать. Преподавателям гимназии удалось отстоять лишь Лизу – ей, как лучшей ученице, было дозволено закончить последний класс за казенный кошт.
Набожная сама, тетка и племянников заставила молиться с утра до поздней ночи, приговаривая, что их родителей господь покарал за атеизм. Отчаянные письма малышей старшему брату положения не изменили. Борис ответил, что сильно нуждается, вынужден на харчи и квартиру зарабатывать уроками, просил потерпеть.
На выпускной бал Лиза надела мамино выходное платье голубого шелка с плиссированными воланами и бантами.
– Как вы прелестны, дитя, – восхитился ею член попечительского совета купец первой гильдии Горностаев.
По совету преподавателя словесности Алексея Алексеевича Реева Лиза поступила на стенографические курсы:
– Данная профессия словно нарочно придумана для девиц. Ума не требует, лишь внимательности и усидчивости. Ну и знания русского языка. А с этим у вас, Фаворская, полный порядок.
Девушка и раньше подозревала, что Алексей Алексеевич к ней неравнодушен. А после окончания гимназии он перестал это скрывать, встречал ее после курсов, угощал мороженым и сельтерской водой, провожал домой.
