Что делать? Как поступить?
Единственная надежда была на Реева. Ведь он ее любит! Да как – из скромного учительского жалованья выкроил деньги на брошь, что вчера подарил. Но идти к нему домой неудобно, в гимназию тем более. Пришлось тащиться на курсы, вдруг встретит после них?
Алексей Алексеевич явился с белой розой в петлице и с огромным букетом таких же в руках.
– Господи, помоги, – прошептала Лиза.
Худой, высокий, с заостренным носом и ямочкой на подбородке, он очень ей нравился. Да и все Лизины одноклассницы были в него влюблены, даже первая красавица Оленька Ламанская, дочь вице-губернатора, сохла по Алексею Алексеевичу.
Реев пригласил ее в самую дорогую кондитерскую. Лиза растерялась. Никогда там не бывала. Гимназисткам туда вход воспрещен, а когда учебу окончила, не стало денег.
– Я люблю вас, – патетично сказал учитель, как только официант, принесший кофе с пирожными, удалился. – Вчера не посмел. Потому что не тешу себя надеждой. Вы так прекрасны. Что бедный учитель может вам предложить?
– Но рука с сердцем у бедного учителя имеются? – впервые за сутки Лиза улыбнулась. – Их и предлагайте!
– Вы разве любите меня?
– Люблю! Стать вашей – моя мечта.
– Я самый счастливый человек. Позвольте, закажу шампанского?
– Да, но сперва выслушайте. Вы должны знать.
К удивлению Лизы, Алексей Алексеевич вел себя спокойно, лишь длинные пальцы, которыми он «исполнял» по скатерти гамму, выдавали его волнение. Не вскакивал, не восклицал, только серел лицом. Окончив рассказ, Лиза заплакала. Но Реев утешать ее не кинулся. Не спрашивая разрешения, закурил папиросу.
На полусогнутых к их столику подошел артиллерийский штабс-капитан:
– Мадам! Мне больно видеть ваши слезы. Одно ваше слово – и я выкину отсюда штафирку
[122], что смел вас обидеть.
Лиза заметила, что у Реева задрожали руки, и заступилась за него:
– Никто меня не обижал. Вы пьяны. Подите прочь!
Штабс-капитан, повернув к своему столику, крикнул:
– Эй, человек! Еще коньяку.
– Зачем вы вмешались, Фаворская? Этого мерзавца следовало бы проучить, вызвать на дуэль, – возмутился Реев, когда штабс-капитан удалился на расстояние, с которого Алексея Алексеевича услышать не мог.
– Какого мерзавца? Горностаева?
– Что вы, это против правил. Горностаев – купец, а я потомственный дворянин. Меня уважать перестанут. Я про штабс-капитана.
– Горностаев приданое обещал, если мы поженимся.
– Вот скотина! А власти закрывают глаза на подобные безобразия. Знаете почему? Потому что куплены горностаевыми с потрохами. Словно Акакий Акакиевич, я унижен и оскорблен. Средь бела дня у меня украли мечту, украли любовь, счастье украли. И ничего, ничего нельзя поделать. Гервасий Потапович – член попечительского совета. Если возмущусь, меня выпрут из гимназии.
– Так вы отказываетесь от меня?
– Мне жаль… Искренне жаль. Не представляете как. Но я мечтал о девице. О счастливых днях, о совместных детях. Теперь это невозможно-с.
– Уходите! Я не желаю…
– Вы несправедливы, Фаворская! А все потому, что наша гимназическая программа, заботясь о нравственности, стыдливо пропускает биологические подробности. В 1815 году английский граф Мортон случил, уж простите за вульгарность, свою гнедую кобылу с самцом зебры. После рождения полосатого жеребца Мортон продал кобылу, а ее новый владелец спарил ее с черным арабским скакуном. К его удивлению, все родившиеся жеребцы были полосаты. И с кем потом эту кобылу ни спаривали бы, рождались исключительно зебры. Наука, изучающая этот биологический закон, называется «телегонией». Теперь вам понятно, Елизавета Андреевна, почему, испытывая нежные чувства к вам, я дезавуировал свое предложение? Простите, но воспитывать детей Горностаева не желаю. Надеюсь, мои объяснения исчерпывающи, обиды держать не станете…
– Убирайтесь вон!
Реев поднялся с обидой на физиономии:
– Вы правы. В обществе камелии учителю гимназии быть не пристало…
Жаль, кофе успел остыть, а то к испачканному сюртуку добавился бы ожог.
– С ума сошли, Фаворская?
Платить за кофе с пирожными пришлось Лизе. Хорошо, что после долгих мучений и угрызений взяла-таки тысячу. Невинность все одно не вернуть, а деньги в любом случае пригодятся.
По дороге к родительскому дому Лизу нагнал экипаж. Из него вывалился пьяный штабс-капитан из кондитерской и пропел, размахивая руками:
Разрешите, мадам, заменить мужа вам,
Если муж ваш уехал по делам.
Лиза ответила серьезно:
– Желаете предложение сделать? Если да, я согласна. За меня и приданое дадут. Мерзавец, что обесчестил. Если нет – идите к черту.
Штабс-капитан на миг задумался, а потом велел извозчику:
– Вези ее, куда скажет. А я, мадам, по указанному вами адресу.
Вера Никитична даже на порог не пустила:
– Опозорила семью, над могилкой родителей надругалась, а теперь назад захотела? Этому не бывать. Через мой труп!
И захлопнула дверь.
Извозчик словно предчувствовал подобное развитие событий и никуда не уехал. Лиза вернулась в экипаж и назвала адрес квартиры, которую снял для нее ненавистный Горностаев.
Но довольно скоро она изменила мнение о купце. Умный, циничный, щедрый, знающий жизнь и людей, стал не только любовником, но и наставником:
– На лаврах не почивай. Мужская любовь скоротечна.
– Вы меня бросите?
– Непременно. Даже самое изысканное блюдо набивает оскомину. Так что время не теряй, смотри по сторонам, знакомства заводи.
Следуя неожиданному совету, Лиза абонировала ложу на весь сезон и каждый вечер ходила в театр. Дамы, не стесняясь, разглядывали ее в лорнеты и шептались, обсуждая наряды, украшения и неприличную связь с Горностаевым. Мужчины наперебой звали в буфет, угощали шампанским и шептали на ушко милые дерзости. Однако толщина их кошельков Лизу не вдохновляла. Она быстро поняла, что Гервасий Потапович – самая крупная рыба, что можно выудить в захолустном Ставрополе. А чтобы словить кого пожирнее, надо ехать в столицы, наши или европейские.
Лиза наняла преподавателей и стала совершенствовать французский с немецким и изучать с нуля английский и итальянский. Возобновила и занятия на курсах стенографии – кто знает, что в жизни пригодится? Узнав от знакомого офицера, что жена полковника Козлова, недавно переведенного из Петербурга, насмехается над ее гыкающим говорком, наняла актрису из гастролировавшей труппы, когда-то блиставшую в Александринке.