Печенюк: Тут две причины. Первая: в тот день внучка родилась. Вот и хвастался пассажирам. Вторая: вечером 25 июля узнал, что Урушадзе арестован. Якобы графа ночью ограбил..
Прокурор: А господин Урушадзе про свою поездку на следствии не упоминал.
Князь Урушадзе: Потому что никто не спрашивал. Заладили, как попугай, признавайся да признавайся…
Судья фон Третенберг: Подсудимый, помолчите.
Прокурор: И сколько же вам, Осип Митрофанович, заплатили за столь неожиданные воспоминания?
Печенюк: Нисколько, Михаил Лаврентьевич. А воспоминания вовсе не неожиданные. Помните, я и к вам с ними приходил, но вы…
Прокурор Гаранин: Прекратите врать, Печенюк.
Печенюк: Хотите, крест поцелую?
Поверенный Тарусов: Расскажите о пассажире, которого посадили вечером 24 июля на Петергофском вокзале.
Погорелый (свидетель защиты): Так вон сидит (показывает на обвиняемого).
Поверенный Тарусов: Как его зовут?
Погорелый: А я знаю?
Поверенный Тарусов: Почему его запомнили?
Погорелый: Потому что везти не хотел. Это ж надо: за тридцать копеек медью до Артиллерийской с заездом к цветочнице. Чайных роз они-с хотели-с купить…
Поверенный Тарусов: А почему все-таки повезли?
Погорелый: А некого было. Обычно с машины человек двести сходит, а в тот день – пятьдесят. Вот и пришлось почти даром… да и то потому что Артиллерийская мне по дороге, я на Выборгской стороне живу.
Поверенный Тарусов: Почему дату запомнили?
Погорелый: Праздник был, Успение Богородицы. Все пили, а я, словно нехристь, работал. Нехорошо-с!
Поверенный Тарусов: А зачем работали, если праздник так важен для вас?
Погорелый: Отец велел. Сказал, раз жениться задумал, нечего деньгу в кабаках просаживать. Иди, мол, зарабатывай. Против батьки разве попрешь?
Прокурор Гаранин: И сколько тебе заплатили, мил человек?
Погорелый: Как договорились, тридцать копеек. Хотя на букет чайных роз кавказец целый рубль потратил. Мог бы поменьше их купить, тогда и со мной сполна рассчитался бы.
Прокурор Гаранин: Я не о том. Сколько сегодня заплатили, чтобы ты в суд пришел?
Погорелый: Запросил две десятки, сговорились на одной.
(Шум в зале)
Прокурор Гаранин: С кем сговорились?
Погорелый: С дамой, вон в третьем ряду сидит.
Прокурор Гаранин: Привстаньте, пожалуйста, представьтесь.
Княгиня Тарусова (встает): Княгиня Тарусова, Александра Ильинична.
Прокурор Гаранин: Наслышан про вас. Присаживайтесь пока. Вернемся к тебе, Погорелый. Итак, за червонец ты согласился соврать, что вез этого господина?
Погорелый: Соврать? Нет, я его вез, истинный крест!
Прокурор Гаранин: Точно его?
Погорелый: А что не он, вашеродь?
Прокурор Гаранин: Тут спрашиваю я.
Погорелый: Вроде похож… Кто их разберет, вашеродь? Был бы наш, православный…
Прокурор Гаранин: После так называемого свидетеля (смех в зале), как и обещал, представлю своего, который прольет свет на методы, кои использует светило нашей адвокатуры князь Тарусов. Итак, Домна Петровна Ласточкина!
Прыжов, услышав про Артиллерийскую и чайные розы, сразу все понял. Взглянул на Урушадзе. Тот побелел, прикрыл лицо рукой, руки его заходили ходуном. Лешич прикинул оставшееся до окончания заседания время – минимум час: полчаса займет обвинительная речь прокурора, примерно столько же будет выступать Диди. За этот час он, Лешич, успеет доехать до Большой Морской и вернуться оттуда с Крутилиным и городовыми.
Когда прокурор вызвал Ласточкину, Прыжов, благо сидел в самом конце, покинул зал. Его уход никто не заметил. Никто, кроме Урушадзе.
Хозяйка борделя неспешно прошла к свидетельскому месту. Михаил Лаврентьевич ободряюще ей улыбнулся, секретарь суда привел к присяге.
Из стенографического протокола Елизаветы Фаворской:
Прокурор Гаранин: Род ваших занятий?
Домна Петровна Ласточкина (свидетель обвинения): Вдова титулярного советника.
Прокурор Гаранин: А поточнее?
Ласточкина: Содержу дом терпимости.
(Шум в зале)
Прокурор Гаранин: Подсудимый вам знаком?
Ласточкина: Видела пару раз на улице. Городок наш, сами знаете, маленький.
Прокурор Гаранин: В ночь с 24-го на 25 июля он заходил в ваше заведение?
Ласточкина: Нет.
Прокурор Гаранин: Однако вам, Домна Петровна, предлагали деньги, если на суде вы заявите обратное?
Ласточкина: Да, господин прокурор, предлагали.
Прокурор Гаранин: Сколько?
Ласточкина: Сто пятьдесят рублей.
(Шум в зале)
Прокурор Гаранин: Кто именно?
Ласточкина: Княгиня Тарусова. В третьем ряду сидит.
(Шум в зале)
Прокурор Гаранин: И вы согласились?
Ласточкина: Да, но лишь затем, чтоб вывести ее на чистую воду. Сразу пошла к полицмейстеру.
Прокурор Гаранин: Благодарю вас, Домна Петровна, за помощь следствию.
Ласточкина: Всегда рада услужить, Михаил Лаврентьевич. Могу идти?
Судья фон Третенберг: Вряд ли. Думаю, у адвоката к вам вопросы.
Ласточкина (с недоумением смотрит на прокурора): Не поняла…
Прокурор Гаранин (Ласточкиной, разводя руками): Порядок такой….
Судья фон Третенберг: Или у защиты нет вопросов?
Такого удара от глуповатого Михаила Лаврентьевича Тарусов не ожидал. Сидел пыльным мешком прибитый. С трудом понял, что к нему обращается судья. Понурив голову, встал и пробормотал:
– Вопросы есть. Конечно, есть.
Дмитрий Данилович понимал, что должен сейчас растерзать Ласточкину, иначе прощай значок присяжного поверенного. Только вот голова, словно барабан, была пуста. Необходимо успокоиться, взять себя в руки, собраться с мыслями, составить план допроса:
– Прошу перерыв.
Судья усмехнулся в усы, Гаранин нервно замахал:
