– Как не вовремя, – дочитав, произнес он. – Вот бы после ярмарки. На ней личный состав занят круглосуточно. Который год испрашиваю в министерстве подмогу. И что? Присылают лишь вроде тебя, отвлекать понапрасну. Но Ивану Дмитриевичу отказать не могу. Так и быть, дам тебе человека. Извини, бестолкового, но, где театр, знает. До вечера управишься?
– Надеюсь.
«Бестолковый» оказался не столь бестолков, как считало начальство. Сразу заявил, что в театр сейчас ехать бесполезно, «аще отсыпаются актеришки», и предложил заскочить в адресный стол, выяснить, где они проживают. Оказалось, что в скромных номерах Молоткова на Гребешке. Туда прибыли аккурат к обеду и перед опросами подкрепились.
Кораллов, толстенький суетливый человечек с нездоровым румянцем, зачесанной лысиной и желтыми от табака зубами, был возмущен:
– Я все рассказал в Москве.
– А я из Петербурга, – весомо возразил Фрелих. – Придется заново…
– Какой абсурд. Ничегошеньки не знаю…
– Когда видели Красовскую в последний раз?
– На прощальном ужине в Озерках.
– А ее любовника?
– У Красовской его не было.
– Будет заливать, – не поверил «бестолковый». – Какая актрисулька без хахаля? Али страшненькой была?
– Молчать! Екатерина Захаровна была несравненной. Великой! Этуалью нашей труппы.
– Кем-кем? – аж привстал «бестолковый».
– «Этуаль» по-французски «звезда», – пояснил ему Кораллов.
– При чем тут звезда?
Антрепренер махнул на него рукой и наконец-то объяснил отсутствие у Красовской ухажера:
– Любовника не было, потому что замужем была.
– Но муж-то погиб, – напомнил антрепренеру Фрелих.
– Да-с! Ужасная трагедия, после которой Екатерина Захаровна, не снимая, носила плерезы. И никого к себе не подпускала. Даже с серьезными намерениями.
– А кто их имел? – зацепился за фразу Фрелих.
– Ну… – развел руками и почему-то опустил взор Кораллов.
– Вы?
– Представьте себе, да. Почему нет? Я холост, она вдова…
– Говоришь, не подпускала? – вскочил «бестолковый».
– По какому праву «тыкаете»? – возмутился Кораллов.
– Ты ее убил?
С трудом успокоив визжавшего Кораллова, Фрелих вывел напарника в коридор и прижал к стенке:
– Слушай сюда. Это мое расследование. Лучше помолчи. Я сам, что надо, спрошу.
Герой-любовник труппы Кораллова гордо представился Антуаном Эполетовым, хотя по паспорту значился Африканом Мацапурой.
– Любовник? У Красовской? Не смешите. Ей внуков давно было пора нянчить, а она Джульетт играла. Как-то ущипнул ее, ну в шутку, так по мордасам надавала…
– И за это ты ее убил? – опять не сдержался «бестолковый».
– Красовская – этуаль? Кораллов так сказал? – округлила голубенькие глазки девица Полькина, на юные упругости которой оба полицейских уставились прямо с порога. – Каков! Пользует меня, а Красовская, значит, этуаль. Ну я ему задам. Уже отыскали убийцу? Нет? Тогда подскажу.
Фрелих даже блокнот достал, чтоб записать.
– После гибели Мызникова, кстати, импозантный был мужчина, жаль, не просыхал, Красовской имение под Курском отошло. Кто его получит после нее, тот и убийца. Точно говорю. В романах всегда так.
Фрелих решил, что девица хоть и глупа, но мыслит правильно. Но записывать идейку не стал, в уверенности, что сию версию Иван Дмитриевич наверняка рассмотрел (сразу сообщим – не подтвердилась: наследник служил корнетом под Екатеринославлем и в момент убийства находился на маневрах).
Когда с Полькиной прощались, та вдруг вспомнила важную подробность:
– У Красовской старичок был, клакер
[133]…
– Кто-кто? – снова удивился незнакомому слову «бестолковый».
Фрелих ткнул его локтем в бок, чтоб заткнулся.
– Клакер… Ну подсадной в публике. Первым вскакивает, громко хлопает в ладоши, кричит что есть сил: «Браво!»
– Сигары курит?
– Еще как. Даже во время спектакля из зубов не выпускал. А уж за кулисами…
– Звать как?
– А я знаю? Старичков не жалую. Еще помрут на мне, хи-хи…
Кораллов, снова увидев в своем номере сыщиков, замахал руками:
– Нет, больше разговаривать не стану. Сыт по горло вашими инсинуациями.
– Чем-чем? – не понял «бестолковый».
– Наветами, подозрениями, оскорблениями…
– Один лишь вопрос, – не обращая внимания на возражения, уселся на прежнее место Фрелих. – У Красовской был…
Вот, черт, не записал незнакомое слово, а оно бац – и вылетело.
– Квакер, – подсказал «бестолковый».
– Во-во, – обрадовался Фрелих. – Хотелось бы фамилию ква-ква этого.
– Во-первых, клакер, а во-вторых, неужели его подозреваете?
– Почему нет?
– Столбовой дворянин, – пояснил Кораллов.
– Но курит сигары…
– И что? Я тоже…
– Вот ты и сознался, – обрадовался «бестолковый».
– Помолчи, – взмолился Фрелих. – Назовите фамилию или, клянусь, арестую вас и отвезу в Петербург.
– Вот это по-нашему, – похвалил агента из Питера напарник.
– Князь Тарусов.
Дмитрий Данилович прибыл первой машиной и, не заходя к семье, отправился в арестный дом. На этот раз князь не стал утруждать себя получением разрешения, а, как и все, заплатил надзирателю.
– Сами сюда засадили, сами явились вызволять? – ехидно поприветствовал Тарусова Глеб Тимофеевич. – Какая выгодная у вас работенка, без куска хлеба никогда не останетесь. Помощники, часом, не нужны? А то я на подобные каверзы мастер.
Сидел Четыркин в той же комнатке, из которой три дня назад князь вызволил Урушадзе.
– Сам пока справляюсь. Надеюсь к вечеру и вас выпустить на свободу.
– Даже так? Неужели выяснили, кто облигации мне подкинул? Я-то теряюсь в догадках…
– Говорите, подкинули? Значит, вину не признаете?
– Пардоньте, не понимаю. Обещаете выпустить, а сами грабителем считаете?
– Я намерен объяснить ваши действия пьяным состоянием: не помня себя, пошли в кабинет графа, сломали замок, стреляли шутки ради из револьвера, выкинули из окна кресло, спрятали облигации…
– Как бы я умудрился? Кабинет графа и всех присутствовавших тщательно обыскали.
