– Зачем? Почему не написать: машина двинулась, тронулась, на худой конец, полетела.
– Двинуться может что угодно. А полететь – любая птица. А вот чухчухать способна исключительно машина. Подумай и согласись: в русском языке каждый самодвижущийся предмет сопряжен с глаголом. Телега скрипит, коляска шуршит, тройка звенит. Значит, и машине такой глагол надобно подобрать.
– Пыхтит не подойдет?
– Пыхтит самовар. А машина ритмично издает чух-чух-чух, чух-чух-чух.
– Ерунда.
– Вовсе не ерунда, – разозлилась княгиня. – Стареешь, Диди, консерватором становишься. Шипишь на все новое.
– Вовсе нет. Я новое приветствую. Там, где уместно. Но в русском языке и без «чухчухать» слов предостаточно. Четыре тома, если верить Далю. Не следует его засорять.
– Ах так? Я язык засоряю? А Достоевский? Тоже засоряет? Взял, каналья, и придумал «стушеваться»
[27]. А Салтыков-Щедрин? Что удумал, подлец? Головотяпство
[28]!
– Ах вот чьи лавры не дают тебе заснуть.
– Заснуть не даешь мне ты.
Хлебнув коньяка, Дмитрий Данилович продолжил чтение:
«Каким бы великолепным ни был город, оканчивается он всегда помойкой. Петербург не исключение. Машина теперь тащится вдоль Горячего поля – отвратительного места, где одни отбросы копаются в других. Приличный человек сюда и носа не сунет, даже полицейские в одиночку не ходят. Потому что здесь в шалашах и землянках проживают самые опустившиеся, самые отчаянные, самые лихие.
Ладно, бог с ними. Мы едем на море.
«Море? Откуда в Петербурге море?» – удивится иной провинциал.
А вот откуда – именно из-за Балтийского моря затеял войну со шведами Петр Первый. И Петербург расположил на его берегу. Центр будущей столицы предполагался на Васильевском острове, омываемом главными рукавами Невы и Финским заливом. Но селился там люд неохотно. Виной тому каналы, которые Петр приказал прорыть (отсюда одно из прозвищ Петербурга – Северная Венеция), уж больно непривычно было передвигаться на лодках. Потому старались строиться на другой стороне Невы, ближе к материку. Так и вытеснили море на окраины Петербурга. В любом другом прибрежном городе морские набережные – главные места для променада, у нас же там свалки, заводы и верфи. И чтобы насладиться бризом, житель Петербурга вынужден ехать за десятки верст: либо на север, где залив тянется от Лахты до приграничного с княжеством финским Сестрорецка, либо на юг. На втором направлении ближе всех к столице Стрельна и Петергоф. Однако простым обывателям вход туда заказан: царские резиденции. Иное дело заштатный
[29] Рамбов.
«Позвольте, – снова возмутится наш провинциал. – Где ваш Рамбов на карте? Ну-ка, покажите».
И тут окажется прав. Нет его на картах, нет!
Рамбовом город называют его жители. Официально же именуется он Ораниенбаумом. Знавал городок сей и величие, и забвение, сверкал и приходил в упадок. Сейчас в нем проживает пара-тройка тысяч жителей, однако летом их число возрастает многократно».
На этой строчке Дмитрий Данилович не выдержал и перелистнул несколько страниц. Как всякая мать, Сашенька старалась сочетать развлечение с познанием. Собираясь с отпрысками в путешествие (разве сорок верст не путешествие?), прочитала горку путеводителей и описаний, кропотливо выписав оттуда главное, чтобы не забыть. Поэтому последуем примеру Дмитрия Даниловича. А про Ораниенбаум узнаете в свое время.
И вот еще что. При всем уважении к Сашеньке она слишком эмоциональна, выводы ее поспешны, а характеристики поверхностны.
Поэтому, не умаляя достоинств княгини, изложим-ка историю своими словами.
Глава вторая
Мигрень, проклятая мигрень. Всегда внезапна, и, кроме покоя и сна, ничто от нее не помогает. Как же обидно – Сашенька такую лекцию про Ораниенбаум заготовила. Но вместо лекции перепуганным детям пришлось обмахивать мать веером и выводить под руки подышать на станциях. Однако от яркого солнца мигрень лишь усиливается.
Что за станция такая? Петергоф? Слава богу, следующая Ораниенбаум.
Там, на конечной, обер-кондуктор услужливо поинтересовался: не вызвать ли карету «Скорой помощи»?
Нет, только не в больницу. От царящих в них запахов Сашенька помрет еще быстрей. Скорей-скорей на дачу, в постель. Но сперва надо получить багаж. Господи! Где взять сил? Однако старшие дети уверили, что управятся сами. Забегая вперед, скажем, что сделали они это блестяще, ничего не потеряв. Что удивительно – ведь при всей Сашенькиной дотошности еще ни один переезд не обошелся без потерь.
В буфете первого класса, куда гувернантка завела княгиню, оказалось многолюдно и шумно, оттуда пришлось уйти. Перейдя привокзальную площадь, зашли в аптеку, где Сашеньке предложили кушетку.
«Как хорошо, – подумала она, растянувшись. – Вот бы еще аптекарь заткнулся!»
Но тот коршуном кружил вокруг несчастной: то полотенце, смоченное уксусом, поднесет, то предложит растереть виски камфорной мазью, то примется навязывать шарики из корня какого-то китайского растения.
– Попробуйте, ваше сиятельство. Одна здешняя дачница тоже маялась подобным безобразием – как рукой сняло.
В сей миг Сашенькино темечко пронзила толстая игла, она вскрикнула.
– Попробуйте, – участливо повторил аптекарь.
Похоже, единственный способ заставить его замолчать – купить эти проклятые шарики из шеньженя, или как его там?
– Стоят сколько? – прохрипела княгиня.
– Нисколько. Вдруг не помогут?
Такой неожиданный подход к коммерции столь удивил Сашеньку, что она даже приоткрыла глаза и попыталась рассмотреть аптекаря. Турок? Армянин? Нет! Неужто еврей? Господи помилуй! Откуда в Петербургской губернии еврей? Их дальше Житомира не пускают – черта оседлости.
– А вот ежели полегчает, зайдете и рассчитаетесь. Я всегда здесь, днем и ночью. Ну? Решились? – спросил, картавя, аптекарь.
Сашенька кивнула. И вправду захотела испробовать чудо-шарики. «Заплати, если поможет!» Какой больной на такое предложение не купится?
– И правильно. Старик Соломон дурного не присоветует.
Насчет старости аптекарь преувеличил, ему пятьдесят, не более. Еще каких-то полтора десятка лет, и самой Сашеньке стукнет столько же. И что, по-вашему, она старухой станет?
Проглотив горсть блестящих, похожих на капельки ртути горошин, княгиня закрыла глаза, но только опять прилегла, в аптеку вбежал сын Евгений с известием, что багаж получен и даже погружен на телегу:
