– Красовская сказала Авику, что, распрощавшись с нами в кафе, отправилась к Четыркиным, чтобы поделиться своей догадкой с Глебом Тимофеевичем, но того не оказалось дома. И тогда она решилась написать отцу. Почте доверить побоялась – вдруг не успеют доставить? А где в Ораниенбауме сыскать «черных шапок»
[139], Екатерина Захаровна не знала. Поэтому попросила передать письмо «его сиятельству лично в руки» сына аптекаря, не подумав, что, кроме отца, на даче еще два сиятельства, Авик и Миша. Красовская была в отчаянии, ведь завтра ей уезжать в Москву. Оставаться в Питере, чтобы искать встречи с графом, она не могла. И Авик, добрая душа, предложил рассказать про убийцу ему, пообещав слово в слово передать все графу. Красовская согласилась. Она поднялась в спальню, чтобы принести изобличающее преступника доказательство. Когда спускалась обратно, в дверь позвонили. Красовская забеспокоилась, вдруг это мой отец? Стала умолять Авика покинуть дом через окно в спальне – она призналась, что они с отцом любовники и, застав другого мужчину, граф ее взревнует.
– И ваш муж согласился выпрыгнуть в окно?
– Что ему оставалось? Но прыжок вышел неудачным, Авик расшиб колено. Из-за этого отойти от дома не успел. Потому и услышал крик Красовской: «Князь, помогите!» – а следом два хлопка. Невзирая на боль, Авик взобрался по водостоку до второго этажа и залез внутрь. Пересек спальню, вышел на лестницу… Внизу было темно, хотя пару минут назад там горела керосиновая лампа. Муж позвал Красовскую, никто не ответил. Авик вернулся в спальню, чтобы взять со стола свечку, но, услышав, что внизу хлопнула дверь, позабыл про нее и ринулся вниз по лестнице, желая догнать покинувшего дом, но в темноте споткнулся и упал. Пришлось возвращаться, чтобы все-таки взять свечу. Когда с нею в руке спустился, разглядел, обо что споткнулся – на полу в гостиной лежала мертвая Красовская, рядом с ней валялся револьвер. Авик поднял его и тотчас узнал по гравировке – то был револьвер моего отца.
– То есть самого графа он не видел?
– Нет, но револьвер отца полностью изобличает. Не так ли? Он всегда хранится в ящике, от которого ключ только у папы.
– Что было дальше?
– Авик не знал, как ему поступить…
– Как-как… Полицию надо было звать.
– Тогда Авика обвинили бы в убийстве. А скажи он правду, за решетку попал бы отец. И то и другое для мужа невозможно. На Кавказе какое бы преступление ни совершил твой родственник, а уж тем более отец, ты обязан молчать. И помочь запутать следы. В гостиной у стены стоял огромный сундук, ключ к которому был привязан веревкой. Авик открыл его, он доверху был набит платьями. И муж решил спрятать тело туда – вдруг завтра в суматохе отъезда служанка не заглянет внутрь? Отправит сундук на вокзал, сдаст в багаж, в результате тело найдут не сразу, а через несколько суток, когда опознать его будет невозможно.
– Будто в воду глядел.
– Нет, Авик вычитал нечто похожее в какой-то книге…
– Криминальными романами увлекается?
– Их обожает мой дядя Леонидик, за ним и Авик пристрастился.
– А я эти романы запретил бы. Невозможно из-за них следствие проводить. Преступники оттуда всю нашу методу узнают.
– Авик нервничал и торопился, потому наделал кучу глупостей. Зачем-то кинул в сундук букет, что принес с собой…
– А деньги зачем из сафьянового ридикюля забрал? Тоже торопился?
Княгиня потупилась.
– Ну? Что молчите? Может, из-за этих денег он и убил актрису? Заранее все продумал, стащил у тестя револьвер…
– Замолчите. Зря я… Знала, что не поверите.
– Нет, не зря. Ваш отец курит сигары?
– Да.
– Красовская успела показать вашему Авику доказательство, за которым поднималась в спальню?
– Нет. Когда спускалась по лестнице, Авик заметил у нее в руках какой-то листок. Но раздался звонок…
– А потом, когда осматривал труп?
– Листок исчез.
После сна вчерашние тревоги отступили. Данила Петрович с большим аппетитом позавтракал и теперь с нетерпением ждал, когда невестка отправится к Дмитрию. Ах, как некстати тот попал в тюрьму! Ведь давеча хвастался, что с самим Крутилиным на дружеской ноге.
Однако невестка ходила по дому нога за ногу: то с внуком поговорит, то с внучкой, то примется гладить рыжего кота. И все на часы поглядывала, будто ждет кого…
И дождалась. Упитанного господина в партикулярном платье с котелком на макушке и до отвращения несимпатичную девицу, которая с порога бросилась невестке на шею и разрыдалась.
Господин, сняв котелок, направился к князю, представился:
– Коллежский асессор Крутилин. – И подал руку.
У Данила Петровича подкосились ноги, хорошо, что за спиной стул стоял.
– Дедушка, что с вами? – подскочил к нему Володя.
– Дедушка? Данила Петрович? Вот так удача, – обрадовался Крутилин. – А мы вас по всему городу ищем.
– Я не крал, граф сам сигары предложил, – не сдерживая рыданий, завыл старый князь.
Опрос был продолжен на скамеечке в саду:
– Красовскую знали?
– Как же! Невероятный талант. Какая потеря для русского театра.
– Где находились в ночь с 24-го на 25 июля?
– Вы еще про царя Гороха спросите…
– Неужели не помните прощальный спектакль Красовской?
– Ах, тогда? После него, как и положено, состоялся банкет. Суп испанский с гренками, утка конфи, всякие пирожки, холодная осетрина, корюшка под галантиром, на десерт шоколадное суфле. Приготовлено недурно, но без блеска.
– Ушли оттуда во сколько?
– Часа в три ночи. У меня ведь рядом дача. Снял на лето…
– Чтоб на дорогу не тратиться? Говорят, ни одно представление не пропустили.
– Да-с… – Тарусов достал платочек, чтобы промокнуть глаза. – Как предчувствовал, что Катеньку больше не увижу.
– Сколько она вам платила? Не вскакивайте. И оскорбление с лица уберите. Вся труппа твердит, что подвизались у нее клакером.
– А что мне оставалось? Сын обо мне не заботится. Наплодил детей, а про отца забыл…
– На Артиллерийской бывали?
– Что я там забыл? Это очень далеко. Букет я забирал после спектакля.
– Зачем?
– Не каждый же день его покупать, – объяснил князь.
– У Красовской имелся любовник?
– Сам бы не прочь. Но Катерина была верна мужу.
– А когда тот умер?
– Так и я уже не тот рысак…
– Не про вас спрашиваю. Был у нее любовник или нет?
– Помилуйте, господин Крутилин. Я аристократ, а не сплетник…
