Несмотря на тщетную предосторожность, малыш заключительную фразу услышал. К удивлению Нины, не испугался, напротив, деловито поинтересовался:
– Заспиртовали?
– Кого?
– Уродца.
– Нет, – ошарашенно помотала головой девушка. – Похоронили. Там, у них в Грузии.
Интерес Володи к естественным наукам возник случайно. Как-то весной у гувернантки Натальи Ивановны случился выходной, Сашенька была чем-то занята, потому спровадила на прогулку с младшим сыном Дмитрия Даниловича. Князь повел отпрыска в Зоосад, но тот некстати оказался закрыт, и они направились в Кунсткамеру. Заспиртованные Рюйшем
[32] уродцы Володю не ужаснули, наоборот, пробудили интерес к анатомии. Родители поначалу обрадовались: какой у них любознательный отпрыск растет! Но когда Володя в одном из атласов рассмотрел отличия между полами, приуныли. На вопросы, зачем и почему, Александра Ильинична смогла лишь объяснить назначение молочных желез, но то, что пониже, вызвало затруднение, и княгиня покраснела. Дмитрий же Данилович сунул сыну любимого Монтеня, считавшего в своем шестнадцатом веке, что отличий меж полами нет и окаянный отросток на самом деле у дам имеется, только втянут глубоко в живот. И стоит женщине пошире прыгнуть, как он неминуемо вывалится наружу.
Чтение Монтеня толкнуло юного естествоиспытателя на эксперимент, подопытными в котором стали сестра и гувернантка. На каждой прогулке Володя подстраивал им каверзу: то спрячется в кустах за канавой, то к луже подведет, которую не обойти. Барышни, подобрав юбки, покорно прыгали, но вывалившимися результатами не хвастались.
Пришлось подглядывать за ними во время мытья. Володя был уличен и примерно наказан.
– Но сейчас Ася здесь, на даче у родителей, – сообщила Нина.
– Супруг в Грузии остался? – уточнила Сашенька, наливая себе третью чашку чая.
Дома больше двух не пила, но здесь, на даче, да со свежим вареньем, на тенистой веранде, под милую беседу с детьми….
Впрочем, старшие уже не дети. Вон как Женя на Нину заглядывается! И ведь есть на что: фигурка – будто из мрамора точена, кожа светится белизной, а рыжие волнистые кудри обрамляют тонкое с милыми конопушками лицо, на котором не знают покоя озорные зеленовато-серые глазки и алые ниточки мягких губ. Красота!
Нина вопрос проигнорировала, вместо ответа спросила сама:
– А ваш Дмитрий Данилович сюда приедет?
– Непременно.
– Познакомите?
Перед сном Сашенька лениво размышляла: зачем это милой барышне понадобился Диди?
Загадка прояснилась на следующий день.
После обеда соседи Четыркины предложили Александре Ильиничне совместно прогуляться, пока дети под присмотром гувернантки играют в саду.
В отличие от экс-капитана его супруга Сашеньке понравилась. Про таких, как Юлия Васильевна, говорят: «Чудо как хороша!» Хоть и крупная, но удивительно пропорциональная, Четыркина в свои сорок все еще пребывала в эпицентре мужского внимания – редкий кавалер не провожал ее долгим смакующим взглядом. Широкий овал лица с высоким лбом, большие, чуть вытянутые серые глаза, а полукругом над ними – тонкие черные брови, изящный прямой нос и аккуратный, чуть приоткрытый, дабы похвастаться белизною зубов, рот.
Шли не торопясь, наслаждаясь легким ветерком с залива, без которого жара, не спадавшая которую неделю, была бы невыносима. От палящих лучей дам прикрывали зонтики, отставного капитана – неизменное канотье. Почти на каждом шагу старожилы Четыркины раскланивались со встречными и тут же знакомили их с Сашенькой.
– День-другой, и вы тоже будете всех знать, Александра Ильинична, – заверила княгиню Юлия Васильевна.
Дворцовый проспект, по которому совершался променад, делил город на две части: Нагорную, возвышавшуюся над морем почти на 15 сажень
[33] от линии горизонта, и Нижнюю, спускавшуюся к заливу.
Говорят, что сперва Петр Первый хотел основать Северную Венецию именно здесь, но местный холмистый рельеф препятствовал устройству каналов, да и речушка Караста уступала по всем статьям полноводной могучей Неве. В итоге новая столица была заложена в ее дельте на плоских болотах. А эти земли император подарил другу и ближайшему сподвижнику светлейшему князю Меншикову. Александр Данилович в своих ингерманландских
[34] владениях бывал часто, но до поры до времени жилищ тут не строил. Уж больно далеко от Петербурга.
Все переменилось в 1714 году, когда Петр стал обустраивать в Петергофе загородную резиденцию. Меншиков, во всем подражавший другу-монарху, тут же принялся воздвигать свою. Конечно же, в Ораниенбауме! Ведь отсюда до Петергофа рукой подать – девять верст
[35].
Кстати, согласно легенде, название городку дал сам Петр. Заехав как-то к Алексашке, царь увидел в оранжерее померанцевые деревья, на каждое из которых садовник прибил табличку «Oranienbaum
[36]». Петр Алексеевич развеселился и повелел впредь городок так и именовать.
– Парк уже осмотрели, ваше сиятельство? – поинтересовалась Четыркина.
– Пока нет. А что? Во дворец пускают?
– Нет, конечно! – всплеснула руками Юлия Васильевна. – Летом в него великая княгиня Елена Павловна
[37] выезжает.
– Черт бы ее побрал, – тихо добавил Четыркин.
– Глеб, помолчи…
– Тоже мне, «Princesse la Liberte
[38]».
– Умоляю…
– Нет! Ну кто ее просил? Крестьяне сами были против. Челядь в ногах валялась, умоляла не прогонять. А как их содержать, коль ни оброка, ни барщины? Эх, жаль, Михаил Павлович так рано ушел от нас
[39]. Он бы им не позволил. Всыпал бы по первое число и супруге, и племянничку-освободителю.
