– Она на храм собирала, – жалобно запричитала Ирина Лукинична. – В родной деревне мечтала храм построить.
– В ее родной деревне церквей, как известно, сорок сороков! – напомнил Терлецкий. – Жадность ее сгубила. Решила деньги в оборот пустить. Отдала под проценты ростовщику, – полковник освежил память, заглянув в лежавшие перед ним листки, – Нестору Викентьевичу Хорькову. У того с оборотным капиталом были проблемы. Увы, увы! Хорькова ловко ограбил Тихон, сердце у процентщика не выдержало, и он умер. Наследники, правда, деньги Марфуше вернули, но Тихон уже знал про нее! Именно ради Марфуши он проник в ваш дом! И когда напуганная нападением мадемуазель Лилу стала таскать за собой подголовный валик, Тихон догадался, где она прячет деньги, усыпил и ограбил!
– Значит, я был прав! – обрадовался Кислицын. – Нас шантажировала Марфуша!
– Не верю! Ни одному слову не верю! – снова завопила Ирина Лукинична.
– Матвей! Илья Андреевич уверял, что «Попугаева» здесь, среди нас! – напомнила Полина. – А Марфуши тут нет!
– Вот! Вот! Нет ее! Нет! – Ирина Лукинична еще раз, словно молитву, повторила «нет» и вдруг осеклась. Огляделась и спросила: – А где она?
– В дороге! – огорошил старуху Терлецкий. – Ей приказано немедленно покинуть Петербург.
– Как?! – Угаров стукнул костылем по паркету. – Одно из двух: Марфуша либо ясновидящая, либо Попугаева!
– Вы о пророчествах говорите? – уточнил Тоннер.
– Да!
– Я тоже из-за них Марфушу подозревал! – обрадовался всеобщему совпадению мыслей Кислицын.
– Простите, господа! Что за пророчества? – поинтересовался Роос.
– Марфуша перед маскарадом предсказала гибель Тучина, а сегодня – смерть Яроша, – объяснила Змеева. – Гробы как раз выносили, а у нее пена изо рта и все такое…
– Матвей Никифорович! Сегодняшнее пророчество господину Роосу не переведете? Стихи ведь по вашей части! – попросил поэта Тоннер.
– На французский? Так с ходу вряд ли! Если только подстрочник. «Тайный враг у четвертого склепа погибнет в час дня!»
– Нет! Не у четвертого склепа! – поправила Ольга. – У склепа четвертого! У склепа четвертой жертвы, то есть Баумгартена!
– Да! Крепки мы задним умом! Торопились… – вздохнул генерал. – Когда гробы выносят, не до пророчеств! Если бы…
– Не переживайте! Это было не пророчество, – заявил Тоннер. – Это было указание Ярошу, где подкараулить следующую жертву.
– Значит, я прав! – Кислицын самодовольно посмотрел на Полину, та пожала плечами.
– Федор! Почему вы отпустили Марфушу? – возмутился Роос. – Она ведь сообщница Яроша!
– Нет! – Тоннер вновь принялся прохаживаться по комнате. Все напряженно ждали, что скажет. – Она лишь выполняла приказания госпожи Попугаевой!
Не сумев продать сведения о Яроше, шантажистка решила использовать швейцара для сведения личных счетов. Перед маскарадом заявилась к Марфуше под видом страждущей. Отмечу – это важно: она была уже в другом, фиолетовом платье, том самом, которое потом нашли в квартире Верхотурова. Qualis artifex реrео!
[88] Это я о госпоже Попугаевой. Даже звезда подмосток Аграфена Лядова ее не узнала!
– Значит, Попугаева Марфушу шантажировала! – догадался Денис.
– Конечно! Она знала, что Марфуша актриса, что у нее сестра в Ярославле. Не знала, правда, что у лже-юродивой много денег, не то пророчествами Аграфена Кузьминична не отделалась бы.
– А сегодня Попугаева опять к Марфуше приходила? – уточнил с надеждой Андрей Артемьевич. Ему не давала покоя мысль, что шантажисткой была его покойная жена. Но ведь сегодня она прийти не могла!
Тоннер оставил генерала в плену сомнений:
– Нет! Сегодня она не приходила! Некогда ей было переодеваться, да и не во что. Она подсунула записку под дверь. А Марфуша не рискнула ослушаться!
– Откуда она все знала? – задал Налединский очевидный, но самый неприятный вопрос.
Ответ спотыкался о государственную тайну! И Тоннер вновь рискнул: кто умен – поймет…
– Из писем. Ярош писал настоятелю монастыря; Марфуша послала весточку сестре в Ярославль; князь Дашкин, как вы уже знаете, – любовнице…
– И все письма ушли из нашего дома! – сообразил генерал и схватился за колокольчик. – Никанорыч, а ну-ка сюда!
– Не все, ваше превосходительство! – остановил его Тоннер. – Слуга Леондуполоса отнес письмо хозяина на почту. Да и остальные письма вскрывались… Я настоятельно призываю человека, который не просто мог, а был обязан предотвратить убийства, все-таки признаться!
– Ах, вот куда вы клоните! – неожиданно для всех сказал Кислицын. – Не знаю, конечно, откуда вам известно… Давайте-ка выйдем, Илья Андреевич! И вы, полковник!
– Ну, уж нет! Говорите здесь! – приказал Налединский.
– Увы, Юрий Петрович! Государственная тайна!
– Тайна, говоришь? – усмехнулся Налединский. – В черном кабинете служишь?
– Молчать! – стукнул кулаком по столу Терлецкий.
Зря он пошел на поводу у Тоннера. Надо было сразу этого субчика в Третье отделение отвести. Так нет, покрасоваться доктору захотелось!
– В каком кабинете? – изумился генерал.
– Помещение такое на почте, – пояснил тестю Налединский. – Где письма наши вскрываются!
– Так ведь Матвей Никифорович не в почтовом ведомстве служит! Мундир у него совсем другого ведомства!
– Маскировка!
– Молчать! – вновь тщетно призвал всех к порядку Федор Максимович.
– Я этих писем не читал! – разозлился Кислицын. – И напомню, что сам чуть не стал жертвой этой Попугаевой!
– Написав себе письмо? – перебил Тоннер. – Это было частью вашего плана! Дьявольского плана! Утром вы поссорились с Владимиром Лаевским, вызвали его на дуэль, но он грубо отказал вам, оскорбил. Вы решили отомстить, убить его. Но Лаевский уже приговорен, давно приговорен! Майором Ярошем! Если столкнуть их в темном месте, приговор будет приведен в исполнение! Только вот как это сделать?
В женском платье вы едете на Среднюю Мещанскую, снимаете квартиру Верхотурова…
– Господа! Это бред!
– Оттуда, опять же в платье, наведываетесь к Марфуше…
– Чушь! Весь день я провел на службе!
– Вы там не появлялись! – опроверг его Терлецкий. – Я проверял.
– Ах да! Я переезжал! Долго искал новую комнату…
– Из дома на углу Садовой и Воскресенского проспекта, где сняли жилье, вы отбыли в двенадцать утра! – продолжал Тоннер. – У Федора Максимовича есть показания дворника.