– Спасибо, я не голоден! – поблагодарил Баумгартен. – Если только чаю!
– Дуська! Чашку барону! Попробуйте вареньице! Вот сливовое, а здесь земляничное!
– Застрелен граф Ухтомцев! – огорошил всех барон, сев за стол.
– Господи Иисусе! – запричитала Ирина Лукинична.
– Дмитрий Владимирович? – уточнил Лаевский-старший.
Барон подтвердил кивком.
– На войне? – еще раз уточнил Андрей Артемьевич и тут же осведомился у Змеевой: – А какая сейчас война, Оленька? Турецкая?
Память генерала была скрупулезна в делах минувших, а вот сиюминутное часто от него ускользало.
– Турецкая закончилась, Андрей Артемьевич! Только на Кавказе с чеченами…
– В квартире на Фонарной. Сегодня ночью, – сообщил друзьям подробности Баумгартен.
– Убийцу поймали? – спросил Владимир Лаевский.
– Нет, и ловить не будут! Полиция сочла самоубийством!
– Самоубийством! – изумился Тучин. – Странно! Вчера, когда мы возвращались от тебя…
Владимир Лаевский наступил под столом на ногу своему болтливому кузену, но тот продолжал, как ни в чем не бывало:
– Мы подвезли графа…
– Вернее, сначала кучер завез нас, а потом графа, – с досадой зачем-то уточнил Лаевский.
– Не важно, – отмахнулся Тучин. – Я хотел сказать, что граф не походил на самоубийцу. По дороге расспрашивал меня об Италии, говорил, что с удовольствием бы еще раз туда съездил…
– А почему полиция решила, что граф застрелился? – поинтересовался Угаров.
– Его нашли в постели с пистолетом в руке и пулей в виске!
– Прекрасная смерть! – обрадовалась Софья Лукинична. – Чик – и нету.
– Извините, еще вопрос, барон, – продолжил Денис, – а почему вы считаете, что граф был убит?
– Причин уйма. Назову главную. Я сам только что оттуда, видел все своими глазами. Пистолет у графа в правой руке.
– Ну и что? – перебил нетерпеливый Угаров.
– А он был левшой! Понимаете? Его убили! И я бы дорого заплатил, чтобы узнать, кто.
– Нет ничего проще! – улыбнулась Софья Лукинична. – Приходите сегодня вечером! Будет маэстро Леондуполос…
– Кто? Этот шарлатан? Который духов вызывает? – всплеснула руками Ирина Лукинична.
– Да! – с вызовом ответила ее сестра. – Я пригласила его устроить сеанс!
– Когда ж ты успела?
– Вчера в театре. Мы вызовем дух Ухтомцева и спросим, кто его укокошил!
– Свят, свят, свят! – запричитала Ирина Лукинична. – Что же такое делается, Денис Кондратович? – Угаров обмолвился, что мечтал о пострижении, и потому сразу попал у богобоязненной тетушки в почет. – Как там в Писании про вопрошающих мертвых?
– «Не должен находиться у тебя … вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это»
[6] .
– Чья бы корова мычала… – Софья Лукинична сделала паузу, одарив Дениса испепеляющим взглядом огромных, таких же, как у Полины, васильковых глаз. Угаров смутился, а Лаевская резко развернулась и закончила фразу, обращаясь уже к сестре: – …а твоя бы молчала! Духов, значит, спрашивать нельзя, а всякую чушь предсказывать можно! Не твоя ли Марфуша весной конец света предрекала? А?
– То другое дело! Сие ей Богоматерь по секрету открыла, – с серьезным видом возразила сестра.
– Богоматерь, говоришь? Обманула вас ваша Матерь! Весна давно кончилась, а свету хоть бы хны!
– Потому что Марфуша упросила отсрочить. Многие не знали, перед Страшным судом не покаялись. Денис Кондратович, к примеру.
– Без толку ему каяться! – Лаевская опять наградила Угарова презрительным взглядом. – Я думала, он ух! – Софья Лукинична всплеснула руками. – А он – тьфу! Подлец и развратник! На честь мою покушался!
Ирина Лукинична сообразила, что зря приплела Угарова, и поспешила переключить внимание сестры:
– И Матвей Никифорович не знал!
– Матвей не знал? – голос Лаевской из грозного стал сладостно-томным. – Матвей! Вы верите в такую чушь?
Кислицын, сделав последний глоток из чашки, положил на стол салфетку и учтиво ответил:
– К любым предсказаниям я отношусь с уважением. Однако прошу простить! Мне пора на службу! Всем приятного аппетита!
– А мне по магазинам! – встала вслед Софья Лукинична.
– Софушка! – предостерегающе воскликнул Лаевский-старший.
– А в чем я, по-твоему, на маскарад пойду?
– Но только одно платье! Умоляю! – простонал Андрей Артемьевич.
В дверях, налетев на дворецкого, Софья Лукинична влепила ему две пощечины.
– Приехала княгиня Дашкина. Просила доложить! – потирая щеки, произнес Никанорыч, когда хозяйка скрылась.
– Юлия? Какая приятная неожиданность! – обрадовалась Полина. Угаров весь завтрак украдкой наблюдал за ней – молодая женщина была чем-то озабочена: ела через силу, в разговоре участия не принимала и постоянно вытирала лоб платочком. – Пойду встречать!
Через десять минут в столовой остались только Тучин, Владимир Лаевский и Баумгартен.
– И самое главное! – сказал барон. – Я не хотел при всех. У изголовья кровати лежала игральная карта. Дама треф!
– Ну и что? – спросил Лаевский.
– А то, что в кармане Яши Репетина тоже была дама треф.
– Случайность!
– Случайность? Дама треф – пароль! Постоянный пароль наших встреч. За каких-то пару месяцев погибает уже третий наш товарищ! Это что? Тоже случайность!
– Антон! Ты просто вне себя после смерти Яши…
– Лаевский! Все очень серьезно! Кто-то убивает нас! Верхотуров, Репетин, Ухтомцев…
– Боже! Антон! Ты еще Костю Яроша приплюсуй!
Баумгартен встрепенулся:
– Да! Костя! Точно!
– Костя умер от свинки!
– Да, да! От свинки! – пробормотал Баумгартен. – Ты помнишь Костины пистолеты? Дуэльную пару? Ярош хвастался, что французские, трофейные, отец ему подарил!
– Припоминаю…
– Где они?
– Откуда я знаю? Антон, ты извини, мне тоже пора на службу…
– И я тороплюсь… – Тучин сидел как на иголках. Пришла Дашкина, а он вынужден торчать в столовой.
– Да выслушайте, наконец! Ухтомцев застрелен из Костиного пистолета. Я вспомнил, где его видел!
– Ты уверен?
– Абсолютно! Перепутать невозможно! Костя нацарапал на рукоятках «КЯ». Чтобы не украли.
– Как они оказались у Ухтомцева?
