Куда же подевалась Лаевская?
Скрип! Тоннер остановился. Из спальни донесся скрежет, будто ключ в замке провернули. Илья Андреевич поспешно вернулся туда.
– Испугались? – кокетливо спросила Софья Лукинична. Живая и невредимая, она стояла руки в боки у двери в коридор.
– Признаться, да.
– Какой вы пугливый! – Лаевская, спрятав ключ от двери на груди, двинулась к нему. – Какой нерешительный!
– Вам лучше? – спросил, пятясь в гардеробную, Тоннер.
– Нет! Хуже! Вы должны меня обследовать! Всю! Здесь нам никто не помешает!
Тоннер затравленно огляделся.
– Вы мне сразу понравились! – обрадовала его генеральша.
– Но где вы от меня прятались? – попытался доктор сменить тему и выиграть время. Он и сам уже понял: за шторами.
– Я была в другом мире! Среди теней и призраков! – Софья Лукинична протянула руку: – Дотроньтесь! Ощутите потусторонний холод!
Тоннер уже уперся спиной в коробки с платьями. Поставив на пол саквояж, он дотронулся до холодной руки Лаевской (вероятно, надуло из окна, а может, периферийное кровоснабжение у Софьи Лукиничны не в порядке).
– Чувствуете?
Ощутив нервную дрожь Тоннера, Софья Лукинична возбудилась еще больше. Как же доктор хорош! И как наивен, как неиспорчен! Подобных мужчин она называла «ласковыми медвежатами». Любовниками, надо признать, они были не лучшими, излишняя робость приводила к поспешности, наслаждение получалось коротким. Но ласкали «медвежата» так нежно!..
– Поцелуй меня!
Тоннер чмокнул пухлую ручку, что еще больше раззадорило Лаевскую.
– Не так…
– Софья Лукинична…
– Зови меня Амалией! Это мое имя в потустороннем мире! Обними меня!
– У меня свеча в руке!
Софья Лукинична, мощно дунув на свечку, устранила препятствие.
– Возьми меня!
Она притянула к себе нерешительного доктора и впилась ему в губы. Переведя дух после страстного поцелуя, Тоннер прошептал:
– Может быть, в постель?
Лаевская горячо согласилась:
– Да! Неси! – и попыталась подпрыгнуть. На такую галантность Тонер способен не был.
– Я боюсь вас уронить…
– Тогда, – простонала Лаевская, – возьми меня здесь!
– Нет, Амалия, нет! – в тон ей ответил доктор. – Я хочу возлечь с тобой на ложе!
Придуманное самой имя произвело на Софью Лукиничну магическое действие. Она выпустила Илью Андреевича, повернулась и на ощупь (лишь тоненький лучик света пробивался из-за прикрытой двери) двинулась к спальне.
– Следуй за мной, Адам!
– Адам? – переспросил Тоннер.
– Так зовут в потустороннем мире тебя!
– А-а! – Тоннер тихонечко поднял с пола саквояж. Следующий вопрос он непременно хотел задать в темноте, чтобы глаза его не выдали. – Амалия! Я очень волнуюсь! Не найдется ли у тебя что-нибудь выпить?
Софья Лукинична обрадовалась. Хорошая идея! Отличная! Она не ошиблась! Они с Тоннером родственные души! Сама Софья Лукинична пристрастилась к спиртному давно. Вино и водка развеивали сумрачное настроение, помогали от бессонницы. Но пила она тайком и одна, домашние ее пристрастие осуждали и строго следили, чтобы Софье Лукиничне никто из слуг спиртное из кладовой не приносил. Несчастной приходилось добывать его самой. Ах, какое это было унижение – самолично заходить в лавку, а потом, пряча, заносить бутылку в дом…
– Конечно! Водочки?
Тоннер поперхнулся от неожиданности. С водкой задуманная смесь может получиться чересчур радикальной.
– Предпочел бы шампанское…
– Для тебя, Адам, у меня есть все!
Софья Лукинична снова бросилась доктору на шею. Пришлось обнять ее одной рукой.
– Пошли, Амалия!
– Ты торопишься, Адамчик?
– Сгораю от нетерпения! – солгал Илья Андреевич. На самом деле он беспокоился о настоящих больных. Как там Ирина Лукинична? И князя навестить давно пора. Обещал ведь!
Они вошли в спальню. Софья Лукинична достала из письменного стола запечатанную бутылку и липкий стакан.
– Отлично!
Тоннер хорошенько встряхнул шампанское, пробка вылетела как пушечное ядро, пенистый напиток окатил Софью Лукиничну с головы до ног.
– Ура! Фейерверк! – закричала Лаевская, вытирая лицо рукавом платья.
– Прошу! – Тоннер протянул ей единственный стакан.
– Нет! Сначала ты, мой повелитель!
Тоннер побледнел. Пока Лаевская вытиралась, он успел открыть саквояж и влить в стакан изрядную дозу сонного зелья.
– А второго стакана нет? – с надеждой спросил Илья Андреевич.
– Ты должна выпить первой, прекрасная Амалия! – почтительно настоял Тоннер, по-рыцарски опустился на колено и протянул ей стакан.
Услышав свое потустороннее имя, Лаевская снова сразу согласилась:
– Хорошо! За тебя!
– За нас! – поправил Тоннер. – До дна!
Софья Лукинична двумя большими глотками осушила стакан:
– Теперь ты!
Илья Андреевич, пристально глядя в глаза Лаевской, налил в стакан вторую порцию вина.
– Шампанское сегодня необычное! – глаза Софьи Лукиничны начали сужаться, фразу она произнесла без прежней энергии, медленно, запинаясь. Сонного зелья Тоннер не пожалел. Черт с ними, с галлюцинациями. Надо выбираться из злополучной спальни.
– Да? – с наигранным удивлением ответил Тоннер.
– Сам попробуй! – Лаевская начала раскачиваться, словно осинка в чистом поле.
– Сейчас! Тебе надо присесть! – Илья Андреевич подвел ее к кровати.
У Софьи Лукиничны хватило еще сил, чтобы дернуть его за руку (хотела повалить на себя), но Тоннер устоял, а в следующую секунду глаза Лаевской закрылись. Илья Андреевич бережно положил ее на бочок и вытащил из-за корсажа ключ. Шампанское и стакан оставил на столике возле кровати.
Выходя от Ирины Лукиничны, доктор столкнулся с Полиной.
– Добрый вечер, Илья Андреевич!
– Сложно назвать его добрым, но вас видеть очень рад!
– Спасибо! Что с тетушкой?
– Камни! Поглядите, какой булыжник вышел! – Тоннер достал из кармана жилетки камушек.
– Ого!
– И не один!
– Все вышли?
– Сложно сказать, но после ванны боли утихли.
– А маман? У нее был обморок?
– Нет! Это был всего лишь хитрый маневр. С целью привлечь внимание…
