– Как? Вы даже не говорили с ним?
– Как можно? Наши отношения целомудренны, каждый только догадывается о чувствах другого, не более. Оттого в нашей любви особая сладость! И горечь!
– Вы… Вы – замечательный человек, Ольга!
– Нет, я самая обычная! Это он! Андрей Артемьевич! От такой… такой… такой… Вы даже не знаете! Никто не знает! Ни жена, ни дети! Владимир попрекает его тем, чем гордиться надо! Что Андрей Артемьевич не воровал, как другие интенданты!
– Надеюсь, вы простите меня! За то, что разорвал помолвку?
– Вам не за что просить прощения! Я очень рада! Когда еще сыщется новый жених… А пока я буду спокойно жить подле любимого…
– Позвольте дать вам совет: не плывите по течению, боритесь за себя, за свою любовь. Прощайте!
Кислицын оглядел ломовую телегу, куда в беспорядке покидали его вещи.
– Куда ехать прикажете? – спросил извозчик, здоровый детина, не по погоде одетый в одну лишь красную рубаху.
– Даже не знаю! – честно признался Кислицын.
– Шутите, барин? Ждать не могу! За день два рубля хозяину вынь да положь! А я цельных два часа тут: грузили, потом вас ждали. Таперича ехать надо!
Кислицын заскрипел зубами. Владимир поступил подло, мог хотя бы дать полдня на поиски квартиры. А куда ему ехать сейчас, с бухты-барахты, когда вещи на телеге, да еще и на службу опаздывает!
– Вас Софья Лукинична! – подбежал к Кислицыну Пантелейка.
Матвей Никифорович поднялся по ступенькам и снова зашел в дом.
– Доброе утро, дорогой Матвей! Я только что узнала! Какая несправедливость! Это я виновата – плохо воспитала сына! Вы знаете, он мне самой поперек горла! Разослал по лавкам письма, чтобы мне не давали в кредит! Родной сын, называется!
Софья Лукинична полезла за платочком.
– Я вот что хочу вам предложить. Напротив живет моя добрая знакомая, майорша Г. Может, знаете? Так вот! Она сдает комнаты. Вот я и подумала: зачем вам далеко ехать? Хотите, замолвлю словечко? У нее князь Дашкин снимает…
– Князь Дашкин? Он разве наш сосед? – удивился Кислицын, бросив в окно взгляд на неказистый доходный дом.
– Нет! За женой следит! Так замолвить за вас словечко?
– Спасибо, сударыня, но боюсь, что комната в этом районе мне не по карману.
Кислицын решил ехать на Вознесенский, где в доме недалеко от Садовой снимал комнатенку до переезда к Лаевским. Дом там большой, авось что-нибудь найдется, и на службу можно пешком ходить!
Но только он вышел из дома, за ним опять вылетел Пантелейка.
– Матвей Никифорович! Матвей Никифорович! Теперь вас Ирина Лукинична зовет!
– Скажи, я к ней часов в семь заеду!
Глава девятнадцатая
Денис проснулся около одиннадцати. Комната за ночь выстудилась, и вылезать из постели не хотелось. Усилием воли Угаров заставил себя дотянуться до шнурка колокольчика. Ах, черт! Дверь-то он закрыл! Пришлось встать.
Эх, Данила, Данила! Он бы вошел с подогретым халатом, с кувшином горячей воды… Заспанный же Тихон шмыгнул носом, а потом исчез на десять минут. Угаров сам нашел халат, надел, подошел к окну, раздвинул шторы и принялся рассматривать Фонтанку. Выглянуло осеннее солнышко, и обрадованные жители подставляли ему лица. Александр Тучин не был исключением – неторопливо шел по набережной и жмурился. Куда это он направился? Подслушанный вчера разговор напугал Дениса. Тучин обожает приключения, и они всегда заканчиваются для него плачевно! Сам же вчера сказал: «Не будь Угарова, давно бы лежал в могиле!»
Дениса кольнуло недоброе предчувствие.
«Эх, лежебока! Надо было встать пораньше, поговорить с Сашкой по-серьезному! За что, за что, а за подслушивание Тучин не обиделся бы! В детстве вместе этим баловались».
Денис еще раз позвонил в колокольчик.
– Иду, иду! – недовольно крикнул Тихон.
– Тучин куда отправился? – спросил Угаров, когда слуга наконец нарисовался в комнате.
– Не могу знать!
– Одень-ка меня побыстрей!
– Завтрак в комнату подать?
– Я не буду завтракать!
Выскочив из дома, Денис нанял пролетку и нагнал Тучина возле Аничкова дворца. Окликнуть или нет? Угаров, не зная, как поступить, подкинул гривенник. Решка! Значит, нет. «Отстану-ка я на десять шагов и пойду следом», – решил Денис.
Расплатившись с извозчиком, Угаров последовал за приятелем.
Денис всю оставшуюся жизнь вспоминал ту случайную встречу. Кабы не она, все могло сложиться по-другому…
На Невском держать Сашку в поле зрения стало труднее. Горожане поспешили воспользоваться редким подарком петербургской осени – безветренной солнечной погодой – и слонялись по проспекту, поминутно останавливаясь, чтобы поздороваться и обменяться новостями. Угаров, лавируя между группками, решил сократить дистанцию, прибавил ходу – и столкнулся на углу Караванной с высоким мужчиной. Не глядя, приподнял цилиндр, извинился:
– Пардон, месье!
И тут же был заключен в объятия:
– Дениз! I’m glad to meet you!
[60]
Американский путешественник и этнограф Корнелиус Роос улыбался ему той несвойственной нашим палестинам улыбкой, которая безошибочно выдает чужеземца: открытой, радостной.
Мелькнула мысль тотчас кинуться за Сашкой, притащить за руку, мол, представь, кого встретил на Невском? Но Тучин сразу бы догадался, что Денис следил за ним, и непременно бы вспылил.
– Какая встреча! У меня блокнотик с вашими адресами затерялся, никак не могу найти!
Все встреченное и увиденное по дороге этнограф скрупулезно заносил в блокнотики, которых за двухмесячное путешествие уже исписал добрых два десятка. Блокнотики были все одинаковые, купленные в Париже.
– Изъял я у него тот блокнотик! – услышал Денис сзади знакомый голос и обернулся. Ну конечно! Переводчик Рооса Терлецкий! Такой же великан, только не худосочный, как американец, а наш – кровь с молоком! Улыбка его была сдержанней, зато объятия крепче. – Чтоб про убийства в русских поместьях книжек не писал!
С Роосом и Терлецким Угаров познакомился там же, где с Тоннером, в имении князя Северского. Расследование загадочных преступлений их сблизило и сдружило.
– Хотя, конечно, я и сам хотел вас повидать. – Терлецкий с русского перешел на французский, чтобы Роос понимал. – Как ваш непутевый приятель?
Угаров оглянулся – фигурка Тучина еще мелькала вдалеке. Но догнать его уже не представлялось возможным.
– Все хорошо! Вы-то как? Давно приехали?
– Шутите? – Федор Максимович сокрушенно вздохнул. – В каждом городишке застревали, не говоря уж про Псков!
