– О да! Псков! Прекрасный город! – встрял Роос. – И люди отличные! – Американец, достав блокнотик, принялся листать его, ища запомнившееся слово. – Ска-ба-ри!
– Хоть что-нибудь хорошее записал! Всякую дрянь собирает! – Серые глаза Федора Максимовича недобро засверкали стальным блеском, знакомым всем, кто хоть раз сталкивался с сотрудниками тайных служб.
– Время ланча! – напомнил Роос. – Денис, а не перекусить ли нам вместе? В моем отеле недурной стол.
Сашку все равно уже было не догнать. Угаров вспомнил, что не завтракал.
– С удовольствием!
– Шампанского?
– Не откажусь! – удивился Денис. Раньше Роос пил только под напором генерала Веригина, которому отказать не мог никто.
– Холодно! В России очень холодно! Если не пить, кровь мерзнет! – заметив реакцию Дениса, пояснил этнограф.
– Может, лучше водочки? – предложил Терлецкий Угарову. – У меня от шипучки голова трещит!
– Мне все равно!
– Тогда Роос пускай пузырьки глотает, а мы жахнем анисовой!
– За здоровье! – произнес по-русски Корнелиус, когда лакей принес бутылки.
Чокнулись, Денис набросился на омлет, Терлецкий захрустел груздиком.
– Как вам Петербург? – спросил Угаров.
– Фантастика! – ответил этнограф. – Грандиозно! Ничего подобного не видел!
– За Петербург! – больших перерывов между тостами Терлецкий не любил.
Чокнулись, выпили.
– Только вот зачем его построили на болоте?
– Ну, как же? – от неожиданности Денис не донес вилку до рта. – Окно в Европу, Россия вышла к морю, рубежи надо было укреплять!
– Для этого достаточно крепости! Столицу-то зачем в гиблом месте возводить? Ужасная влажность! Я меняю сорочку три раза в день! Постоянно чихаю, кашляю. И не только я! Вокруг множество чахоточных! Мы вчера ездили… – Роос заглянул в блокнотик, – в Ораниенбаум! Там нет болота! Почему нельзя было построить столицу в Ораниенбауме?
– Где Петр велел, там и построили! – объяснил Терлецкий. – У нас тут не забалуешь!
– Так я и думал! – Роос что-то записал в свой блокнотик. – Издержки абсолютизма!
У Терлецкого водка пошла не в то горло, Угарову пришлось вскочить, чтобы хлопнуть того по спине. Роос же спокойно продолжал:
– Непродуманное решение сумасбродного царя обернулось огромными людскими потерями. Говорят, сто тысяч на стройке полегло! А теперь жители вынуждены тратить значительные средства на ремонт – хозяин гостиницы говорит, что каждый год ее красит! Ужасная влажность – краска постоянно трескается!
Федор Максимович зашелся кашлем пуще прежнего.
– А вот если бы вашего Петра контролировал парламент, а еще лучше, если бы правителя выбирала не кучка сановников…
– Какая кучка? – не выдержал Денис. – Да вы понимаете…
– Отлично понимаю! Я внимательно изучил русскую историю за последние полтораста лет и пришел к выводу, что все императоры, начиная с Петра, так или иначе были выбраны! Самого Петра против сестры и брата поддержала собственная охрана. – Роос заглянул в блокнотик. – Екатерину Первую, Петра Второго, Анну Иоанновну – группа царедворцев; Елизавету, Екатерину Великую, Александра Благословенного – гвардия. Та же гвардия пыталась сместить нынешнего императора. Я, конечно, не вправе советовать, но почему бы вам эти выборы не узаконить? И не сделать всеобщими?
– Какие выборы? Император дан нам Богом! Он помазанник Божий! – Денис нервно комкал в руках салфетку.
– Тогда вы – вероотступники! Да! Да! Противитесь Божьей воле с поразительной регулярностью! – Роос снова заглянул в блокнотик. – Дед нынешнего императора задушен, отец убит табакеркой. Император Иоанн Шестой в младенчестве заточен в Шлиссельбургскую крепость, где был умучен в возрасте двадцати лет. Мы, кстати, поедем в этот Шлиссельбург?
– Зачем? – мрачно спросил Терлецкий.
– Осмотреть место заточения, расспросить свидетелей.
– Кто такой Иоанн Шестой? – тихо спросил Угаров.
– Был такой! – махнул рукой Терлецкий. – Не важно! Да вы сядьте, Угаров. И оставьте в покое салфетку!
– Но…
– Был бы этот Роос русским – давно уже «осматривал» бы Шлиссельбург! Или Петропавловку! Но он, увы, иностранец! Запретить ему иметь собственное мнение мы не можем!
– Так надо запретить ему его высказывать! Он же смущает умы!
– Сядьте, Денис, прошу вас! Из всего можно извлечь пользу! Пусть смущает! А я всех смущенных – на карандаш! Наливайте!
– Увы! Нечего! – удивился Денис, не заметивший, как они с Терлецким опустошили графинчик.
– Эй! Любезный!
Востроносенький лакей с прилипшей к лицу услужливостью, словно джинн из восточных сказок, материализовался посреди номера:
– Чего изволите?
– Водки, конечно!
– Сию секундочку!
Лакей исчез и через миг появился с запотевшим графинчиком. Еще мгновение – и рюмки Угарова и Терлецкого были полны.
– Что-нибудь еще? Заломчик есть свежий! Прямо с Каспию!
– Пшел вон!
– Как прикажете! – лакей ловко поймал брошенный ему гривенник.
Терлецкий закусывать не стал, занюхал рюмку по армейской привычке.
– Корнелиус! Вы, часом, не шутите про всеобщие выборы? Ну, кого, простите, может выбрать этот пресмыкающийся? – Федор Максимович кивнул головой туда, где секунду назад стоял лакей. – Он же «Чего изволите?». Посули ему рубль – за Антихриста проголосует!
– Очень хороший вопрос! У нас в Америке строгие ограничения! Возрастные – тут пояснять не надо; имущественные – если человек не способен прокормить семью, вряд ли он сделает хороший выбор, кроме того, его легко подкупить. Ну, и, наконец, образовательные. Неграмотного легко запутать, обмануть, посулить несбыточное.
– А бабы? Бабы у вас тоже голосуют? – ехидно спросил Терлецкий, невысоко оценивавший умственные способности прекрасного пола.
– Увы, нет, но они ведут борьбу за свои права. – Роос поднял бокал. – За дам!
Терлецкий наклонился к Денису:
– Это все англичане виноваты! Двести лет подряд ссылали в Америку каторжников, сектантов… Всякий сброд, одним словом. Эта банда там обжилась, объединилась, силу почувствовала, сначала самим англичанам дала под зад, теперь вот за нас принялась. Помнишь, мы все гадали: шпион Роос или не шпион? Так вот! Не шпион! Хуже! Миссионер! Ездит повсюду и объясняет, что жизнь везде неправильно устроена, и только в Америке хороша и прекрасна! Поэтому-де, надо нам царя скинуть и всеобщие выборы провести!
– Я считал, что миссионеры дикарей в христиан обращают! – пробормотал пораженный Угаров.
