– Точно! Там я вас и видел! Вы, кажется, доктор?
– Да!
– Значит, не из полиции?
– Полиция привлекла меня к расследованию. Так кто же убийца?
– Понятия не имею! Меня вынудили так сказать!
– Вынудили?
– Мое инкогнито раскрыли. Она явилась ко мне за час до визита к Лаевским.
– Она? – сердце Тоннера забилось, предчувствуя удачу. – Опишите!
– Черное платье, как у горничных, накидка-клок, шляпка с вуалью. А под вуалью – маскарадная маска! «Я, – говорит, – не собиралась вас до весны щипать, хотела, чтоб вы жирок нагуляли! Но обстоятельства вынуждают, Сергей Леонидович!» Я за кочергу, а она из муфты – у нее муфта такая, что слона можно спрятать, – пистолетик вытащила и прямо в грудь мне направила. «По моим подсчетам, вы за месяц тысячи четыре заработали. Давайте-ка сюда!»
– Опишите внешность.
– Я ж говорю: лица не видел!
– Фигура? Толстая, худая?
– Кто их разберет в этих платьях?
– Рост?
– Обычный!
– Ну а голос? Голос ее вы можете изобразить?
– Могу! «Сумма, конечно, небольшая. Поэтому попрошу вас об одной услуге», – Бобиков заговорил писклявым, неестественным голосом. – «Барон Баумгартен, его легко узнать, у него прострелена рука…»
– Как? – на этот раз вскочил Тоннер. – Она знала про руку барона?
– Да! – подтвердил чревовещатель.
Этому могло быть лишь два объяснения: или шантажистка сама стреляла в барона, или присутствовала на перевязке. Значит, Дашкин прав: загадочная дама обитает в доме Лаевских.
– Вы не узнали шантажистку среди зрителей?
– Нет.
– Что еще она велела вам сделать?
– Ничего. Только сказать, что убийца среди гостей. Нет! Вру! В самом начале я должен был потребовать присутствия тринадцати зрителей.
– Это очень интересно! – задумался Тоннер.
– Кроме того, она подсказала кое-какие детали, которыми я должен был «растопить лед недоверия». Это она так выразилась.
– Что за детали?
– Так, отец молодого человека, которого лишили наследства, заикался. А отец его невесты через слово повторял: «Так сказать». Его, правда, так и не вызвали…
– Что еще?
– Кое-что о Софье. Но про нее я и сам знал… из прежней жизни. Даже…
Бобиков улыбнулся своим воспоминаниям.
Тоннер, наоборот, нахмурился. Граф-чревовещатель прояснил важную деталь, но вот остальное окончательно запутал.
– Что ж! – Илья Андреевич поднялся. – Даю вам сутки, чтобы покинуть город.
– Как же так? Мы с вами договорились…
– Was wissen zwei, wisst Schwein
[72], – напомнил Илья Андреевич немецкую пословицу.
– Но я на мели!
– Продайте свои камушки! – посоветовал Тоннер. Они с Данилой встали. – А лучше сдайтесь властям!
– Я похож на сумасшедшего?
– В общем-то да!
Тоннер с Данилой, не простившись, покинули кабинет, Моська гордо прошествовал за ними.
Когда хлопнула входная дверь, Бобиков перекрестился, снял с шеи цепочку и, провернув ключ, открыл ящик письменного стола, где лежали два пистолета.
Глава двадцать вторая
– Илья Андреевич! – Юлия Антоновна, в старом платье, непричесанная, с заплаканными глазами, поманила доктора в детскую.
– Что-то с Кирюшей?
– Да! Кашляет! – громко сказала княгиня и шепотом добавила: – С ним все в порядке. Помощь нужна мне. Князь объявил, что больше не выпустит меня из дома! – Юлия Антоновна всхлипнула. – Никогда! А когда закончит какие-то важные дела, вовсе увезет из Петербурга! Он уже и прошение об отставке подал…
– Чем же я могу помочь? – развел руками Тоннер.
– Назначьте микстуру! – неожиданно звонко ответила Юлия и, сделав умоляющий знак, чтобы Илья Андреевич говорил шепотом, тихо продолжила: – Принудьте его взять меня на маскарад! Он признался, что сам ни в жизнь бы туда не поехал, но вы заставляете…
– Горло чистое! – громко произнес Тоннер и продолжил шепотом: – Я ничего не обещаю, но попробую…
– Я буду вам очень признательна!
Князь долго сопротивлялся. Илье Андреевичу пришлось пустить в ход все свое красноречие и отточенное в беседах с пациентами умение убеждать.
Арсению Кирилловичу было лучше. Только синяк, несмотря на старания Петрухи, предательски просвечивал из-под толстого слоя пудры.
– А вы корсаром оденьтесь! – посоветовал Тоннер. – Им положено на глазу повязку носить, а на голове косынку.
– Скажите лучше, что делать, если шантажистка ко мне подойдет? – проворчал Дашкин.
– Ничего! Привлеките мое внимание! Подайте сигнал!
– Какой сигнал? – соображал князь еще очень медленно.
– Ну, не знаю! Снимите повязку с глаза, например!
– Какую повязку!
– Которую вы повяжете! Извините, князь, мне надо успеть к еще одной пациентке! До встречи на маскараде!
– До встречи! – попрощался князь. – А вы уверены, что надо ехать с Юлией?
– Абсолютно!
– Спасибо! – Юлия Антоновна на радостях чмокнула Тоннера в щеку. – Вы ведь к Лаевским? Передадите записку?
– Что ж с вами сделаешь! Передам! Кому?
– Тучину! – Фамилию возлюбленного княгиня произнесла с нежностью.
Через десять минут Илья Андреевич был уже у Лаевских.
– Вы за племянницей моей ничего не замечали? – зашла издалека Ирина Лукинична.
– Чего, например?
– Странностей… Я боюсь, знаете ли! Мать-то ведь ненормальная! Правда, что сумасшествие по наследству передается?
– Только если в завещании упомянуто! – отшутился Тоннер. Медицинская наука на сей счет пребывала, как обычно, в дискуссиях.
Ирина Лукинична надулась, юмора не любила.
– Полина последнее время меня сильно беспокоит: капризничает, дерзит. Глаза отсутствующие…
– Это бывает. При беременности… – Тоннер аж глаза прикрыл от ужаса, что проболтался.
– Так вы знаете? – обрадовалась Ирина Лукинична. – Отлично! Знаете, у Софьи тоже странности обнаружились, когда Полиной ходила! А мы внимания не обратили. Мне один доктор потом… – Ирина Лукинична достала платочек и утерла совершенно сухие глаза, – сказал, что если бы вовремя спохватились, отправили бы Софушку в деревню, она с ума бы не сошла. Деревня – лучшее средство от неврозов. Тишина, спокойствие, свежий воздух…
