– Если лечатся…
– Постойте! Не сознательно ли Киршау препятствовал следствию? Чтоб не мытьем, так катаньем покончить с содомитами?
– Ваше величество, полковник Киршау – честнейший, порядочнейший человек. Я уверен, его оклеветали…
– Больше слышать о нем не хочу! Отправь его куда-нибудь подальше от столицы! И знаешь, что… Проведи-ка собственное расследование! Знаю я наших полицейских! Бедолагу какого-нибудь кнутом отделают, тот и сознается.
– Ваше величество! Третье отделение не занимается уголовными делами, – напомнил Бенкенштадт. – У нас ни опыта, ни кадров!
– Твой американец кашу заварил, ты и расхлебывай! Кстати, про американца! Передай, что я готов дать ему аудиенцию. Но при условии. Эту историю с убийствами должен забыть!
– Будет исполнено, ваше величество!
Бенкенштадт не рискнул сказать главное – что покровителем означенных в списке содомитов является собственный брат его императорского величества.
На втором этаже, где располагались нумера, Денис сориентировался (налево – с первого по десятый, остальные – направо), нашел нужную дверь и постучал. Ни звука. Неужели обманул маэстро?
– Вы к кому, господин хороший? – к Денису опасливо приближались двое.
Ничего чрезвычайного в том, что неизвестный без спроса поднялся наверх, не было – может, назначено ему, однако в руке посетитель держал пистолет, и портье на всякий случай отрядил вослед коридорного со швейцаром, а посыльного отправил к будочнику.
– В двадцать первый нумер. К приятелю! – безумный взор молодого человека настораживал, однако отвечал он миролюбиво, поэтому, переглянувшись, служащие рискнули подойти ближе:
– Позволите поинтересоваться?
– Для порядку…
– Каков из себя друг ваш?
– А я вам портрет его покажу! – Денис полез под мышку. Альбома не было! – Черт побери! Потерял! Ладно! Опишу! Глаза голубые-голубые, а под ухом родинка!
Коридорный со швейцаром снова переглянулись. Он! Жилец из двадцать первого! Вчера ночью заселился!
– Друг ваш обедают-с. В ресторации нашей! Может, и вы-с за компанию-с?
– Да! Где? Куда идти?
– На первый этаж! Пожалуйте, пожалуйте!
О пистолете Угаров позабыл, с ним в руке и в ресторацию зашел. Остановился, окинул взглядом присутствующих. Вон! В углу, перед кухней, режет ножом мясо!
Тихон вспоминал вчерашнюю погоню. Вдруг он кого-то убил? Швейцара или угаровского приятеля? Господи, не допусти! Заповедь «не убий» Тихон чтил.
Увы, гастроль окончилась фальшивой нотой. Теперь полгода будет в ушах звенеть, покоя не давать.
Тихон махнул рюмку и тут увидел, что к нему приближается Угаров с пистолетом в руке. Узнает или нет? Не должен – Тихон всегда тщательно подбирал бороды и парики, оттачивал жесты и мимику. Иногда под хорошее настроение пугал домашних – вырядится странником и стоит у ворот, милостыню просит. Потом хохочет, если остатки от обеда вынесут.
Дьявол! Смотрит не отрываясь! Деньги, слава богу, при себе! Прямо с салфеткой на шее Тихон рванул черным ходом вон из трактира.
Перед входом несли вахту лихачи:
– Давай, с ветерком!
– Не замерзнете, барин, в мундирчике-то?
– Для нас, сибиряков, это не морозы! – бодро ответил Тихон, кутаясь в плед.
Пока Угаров пробирался через лабиринты кухни, через пар и чад, мимо клеток с петухами и аквариумов с рыбами, негодяя и след простыл.
– О! Гляди! Еще один без пальта! – указал на него извозчик. – Эй, барин! Никак тоже из Сибири? Прокатиться не желаете?
Угаров, не говоря ни слова, прыгнул в экипаж.
– Куды? – обернулся ванька.
Денис наставил на него пистолет:
– За сибиряком!
К трактиру подъехали на попутной телеге. Завидев будочника с алебардой, Яхонтов догадался: что-то уже произошло. Не по годам резво соскочил:
– Эй! Докладывай!
Будочник мигом узнал сыщика, вытянулся, отдал честь:
– Дык свистели! А мне дык жена дочку сунула, а сама дык в лавку! – В будках полицейские и жили, нередко с семьей. – Пока прибежал, дык и след простыл…
– Чей след? – гаркнул розовощекий Кокурин.
– Не могу знать!
– Юноша с пистолетом за жильцом нашим гоняется! – встрял швейцар.
Быстро выспросив приметы, Яхонтов бросился к ванькам:
– Чья очередь?
– За деньги, Кузьмич, али за так? – вкрадчиво спросил один.
– За этак! – Кокурин предъявил пудовый кулак и взобрался в пролетку вместе с Яхонтовым.
– А ужинать чем буду? – возмутился извозчик.
– Щас саблей поужинаешь! – пообещал Кокурин.
– За ними! – заторопил Яхонтов.
– Петр Кузьмич, может, свистнуть, чтобы подмога следом? – предложил помощник.
– Не надо! Больно гусь жирный! Сами как-нибудь…
Все произошло столь стремительно, что Роос так и остался на телеге. Толмача сдуру отпустил, а из разговоров ни слова не понял. С трудом объяснившись с извозчиками, Корнелиус поехал за полицейскими.
Обещанный червонец перевозбудил возницу! Так разогнался – всадник не догонит. Скорей бы Коломна – там, в палисадничках и огородиках, Тихон надеялся затеряться.
Занесло их на кочке. На невероятной скорости экипаж оторвался от земли и рухнул набок под собственной тяжестью. Вошедшие в раж лошади протащили его еще добрых двадцать шагов. Хорошо, руки-ноги целы остались – вылез Тихон без посторонней помощи. Оглянулся, а сзади погоня! Кинулся к парадной, а там дворник:
– К кому? – а сам свисток достает. Одет-то чиновник не по погоде! Подозрительно!
Объясняться с подозрительным слугой Тихон не стал, сразу вмазал кастетом. За спиной уже слышалось «Тпру!». Тихон, словно мальчишка, перепрыгивая через ступеньки, взлетел по лестнице. По крышам надо уходить…
Чердак! Тут, что ли, сховаться? Знать бы, кто за ним гонится. Одно дело, если Угаров в одиночку, хоть бы и с пистолетом. А вот если полиция – опасно, перекроют входы с выходами, в полчаса обыщут. Решил лезть на крышу.
Морозный воздух обжег легкие. Дома различались по высоте. Приходилось то прыгать вниз с крыши на крышу, то, наоборот, на руках подтягиваться. Слава богу, в имении баклуши не бил, закалялся! И бегал, и на перекладине висел. Так что силы есть!
Все жадность проклятущая! Сам себя подвел! Надо было вчера уезжать!
– Стой! Стой, тебе говорят!
Голос Угарова. Затаиться, напасть сзади, оглушить?
– Стой, стрелять буду!
Как на грех, печные трубы короткие, не спрятаться. А крыши покатые и скользкие от мороза. Добравшись до края очередной, Тихон понял, что пропал. Дом стоял последним в переулке, его не перепрыгнуть – внизу три этажа. А сзади Угаров!
