— Думаю, мне следует провести более подробный осмотр, — хрипло пробормотала она. — В более уединенном месте.
— Насколько уединенном? — Себастьяну, похоже, тоже было не до шуток.
Он смотрел на нее, как голодный на кусок хлеба.
— Я уже готова уединиться хоть в мужском туалете.
Господи, неужели это она сказала? Последние десять лет ей пришлось провести в атмосфере настолько насыщенной тестостероном, что хоть топор вешай, ее внимания искали мужчины, начиная с недавно призванных желторотиков до заслуженных ветеранов. И что теперь? Где вся ее хваленая выдержка? Где иммунитет к рельефным торсам и упругим задницам?
— Думаю, нам понадобится гораздо больше времени. — Себастьян бросил на барную стойку несколько купюр и уже потянул ее с табурета. — Не хочу, чтобы перед барным сортиром выстроилась очередь в две мили длиной. Идем!
Вирсавия не падала только потому, что была крепко прижата сильной горячей рукой к мужскому боку. Иногда ей казалось, что она летит, не касаясь земли ногами. Вполне возможно, что так оно и было.
По крайней мере, в мелочах он не лгал. Гостиница обнаруҗилась через два дома — маленький семейный отель на пять номеров. Окно его комнаты выходило в узкий переулок, и Себастьян сразу закрыл створки.
— Ты будешь кричать мое имя, я обещаю.
— А не слишком ли ты самоуверен?
Вия пыталась отдышаться, прислонившись к закрытой двери. Учитывая, что в холле и на лестнице он несколько раз остановился, чтобы поцеловать ее, это было не так просто сделать. Казалось, он выпивал из нее весь воздух, оставляя безвольную и покорную оболочку.
— Самоуверенность и уверенность в себе суть две разные вещи.
Он уже сбросил пиджак и медленно приближался, расстегивая пуговицы рубашки.
— Ну-ка, просвети меня.
— Самоуверенность свойственна людям без достаточного опыта, ещё не успевшими столкнуться с достойным противником. Уверенность зиждется на многих победах во многих сражениях.
Холодок предвкушения уже покалывал кончики ее пальцев, вызывал мурашки на коже, и ноющее томление внизу живота.
— Так мы собираемся сражаться?
Себастьян стоял так близко, что тепло его тела обволакивало ее как кокон тельце будущей бабочки. Он все так же неторопливо доставал запонки из манжет рубашки.
— Мы будем делать все, что придется тебе по вкусу…
Ее руки скользнули под льняное полотно, затем к плечам. Рубашка бесшумно опустилась на пол.
— … а то что особенно понравится, повторим дважды.
Его губы снова приближались к ее лицу.
— Тогда нам понадобится…
Себастьян прикусил мочку уха:
— Что?
— Презерватив.
Его глаза вмиг прояснели. Более того, в них уже плескалась паника.
— Черт. У меня нет.
Он не солгал, когда сказал этой женщине, что зашел просто выпить. Выпить, выспаться, сделать работу и побыстей убраться из Марселя — таков был изначальный расклад. Одинокая женщина с бокалом вина никак не входила в его планы. Невозможно было предположить, что он утратить контроль над собой, как озабоченный подросток… как флюгер. Но, с другой стороны, флюгер никогда не лжет, он просто указывает направление ветра. И не его вина, что сегодня вечером все ветры дули в сторону этой невысокой женщины с белыми, как лунный свет, волосами. Себастьян верил, что пока ещё может сопротивляться. Или уже не мог?
Девушка раскрыла сумочку — оказывается, она все ещё держала ее на плече — и вынула несколько квадратных пакетиков из синей фольги.
— Предупреждаю, одним раундом ты не отделаешься.
— Уверен в этом, — улыбнулся Себастьян.
* * *
— Что, бурная выдалась ночка? — Сочувственно поинтересовался Мартин, интерн второго года, решивший специализироваться на травматологии.
— Ты даже не представляешь, насколько, — хмыкнула Вия.
Никакого двойного дна в его вопросе не было. Вирсавия де Фуа проработала в госпитале четыре месяца и до сих пор ни разу не была замечена не то, что в неформальных отношениях с коллегами вроде совместных визитов в комнату отдыха или обжиманий в кладовке, но даже в невинном флирте. После того, как об нее обломали зубы самые известные соблазнители, Роже Вадим из ожогового отделения и Морис Лепелье из ортопедического, девушку оставили в покое, дав возмоҗность по шестнадцать часов в сутки спокойно заниматься любимым делом — спасением жизней и безмолвными разговорами с живой кровью, струящейся в венах людей.
Не желая ввязываться в споры с доктором Ларишем, она никогда не говорила, что полностью разделяет мнение Мигеля Сервета
[4], который считал, что душа человека находится в его крови, и потому присутствует в каждой части его тела одновременно. Если старый нейрохирург был навсегда очарован одним лишь мозгом, то Вирсавия считала все человеческое тело своего рода Святым Граалем
[5], насквозь пронизанным голубыми дорожками артерий, вен и капилляров. Сосудом, идеально соответствующим замыслу Божьему — хранению бессмертной души.
Продолжить разговор не получилось: в карманах у обоих отчаянно запищали пейджеры.
— Свистать всех наверх, — не отрывая глаз от экрана приборчика, сообщил Мартин. — К нам едут четыре Скорые. Авария на Бульвар де Либерасьон. Шесть пострадавших. Хорошо, что ты сегодня дежуришь.
Да, молча согласилась Вирсавия, неплохо. Особенно если учесть, что сейчас было два часа ночи, и на своих рабочих местах находились только дежурные хирурги. Εсли понадобятся срочные операции, остальных врачей придется выдергивать прямо из кроватей. Поймав за локоть пробегавшую мимо медсестру, Вия попросила:
— Пожалуйста, выясните сколько на месте рентгенологов. Если только один, вызывайте второго. Скоро у нас будет много переломов. — И тут же дала распоряжение второй: — Готовьте операционную. На всякий случай.
Вой сирен был слышен за квартал. Уже через пять минут перед широко распахнутыми воротами приемного отделения стояли три машины, из них выскакивали фельдшеры, водители помогали санитарам доставать каталки, передавали пакеты с физраствором, тонкими трубками соединенные с промеҗуточной локтевой веной. Словно по невидимой команде на головы обрушился поток криков, стонов и торопливых инструкций:
— Клара Роше, пятьдесят восемь лет. Аллергия на пенициллин. Сознания не теряла…
— …где мой муж?! Αнри, где ты? У него давление, ему нельзя волноваться..
