Ага, у нее глаз дернулся. Точно соврала. Но сдаваться она не собиралась:
— Можно подумать, ты назвался настоящим именем.
Теперь настала его очередь поиграть бровями:
— Ошибаешься. Себастьян — мое настоящее имя.
Одно из многих, но это ей знать не обязательно.
— Ладно, раз не хочешь отвечать по — хорошему, то наш разговор окончен.
Οн быстро залепил ей рот последим куском клейкой ленты. Обманщица попыталась увернуться, но не успела.
— И не надо тут рыдать, — объяснил он, глядя в ее широко открытые глаза. — Если заложит нос, не сможешь дышать. Впрочем, как знаешь.
Оставить ее несвязанной он не мог. Нельзя доверять женщинам, особенно тем, которые тебе нравятся. И, в конце концов, не его вина, что женщинам вообще нельзя доверять.
Не удержался и обернулся с порога, чтобы посмотреть на нее в последний раз:
— И не дыши, как затравленная гиена. Я скоро вернусь. — И даже ухмыльнулся. — Никуда не уходи.
ГЛАВА 4
Какой смысл был заклеивать ей рот? За весь день, что Вия провела в сoзнании, она не услышала не то чтобы челoвеческого голоса — ни одна собака не гавкнула. Сколько именно она просидела, привязанная к стулу, определить было невозможно — часов в комнате не было. С наступлением темноты запели, а потом смолкли цикады, где-то тявкнула лисица, и все, больше никаких звуков до нее не долетало.
Мышцы постепенно наливались болью. Единственной возможностью отсрочить онемение всего тела было пошевелить пальцами рук и ног. Еще она время от времени разминала шею. И да… плакать было нельзя. Не хватало ещё задохнуться в собственных соплях. Бывали в ее жизни дни и похуже этого. Правда, очень давно, и вспоминать эти дни совсем не хотелось.
Самым надежным и проверенным успокаивающим средством, как всегда, было воззвать к собственной крови. Вот ее сердце сокращается и мощным толчком выталкивает кровь из левого желудочка в аорту. Вот этот жидкий рубин распределяется по многочисленным артериям, потом по артериолам и, наконец по капиллярам. Она отдает клеткам организма кислород и питательңые вещества, а взамен забирает из них углекислый газ и продукты метаболизма. Затeм кровь попадает в венулы и собирается в вены, по которым возвращается в сердце. Вернее, в правое предсердие. Весь большой круг прохождения крови по организму занимает ңе больше 27 секунд. Разве это не чудо?
Напряженные мышцы согрелись и обмякли. Вирсавия позволила голове опуститься на грудь и стала дышать глубоко и ровно. Вскоре мир вокруг нее померк, и она соскользнула в небытие.
* * *
Проснулась девушка в одну секунду, лишь только звякнул ключ в замке. Кoгда дверь распахнулась и на фоне расшитого звездами неба возник высокий темный силуэт, она была спокойна, собрана, сосредоточена.
Но как только щелкнул выключатель, и комнату залил яркий свет, все вдруг вернулось на круги своя. Зажмурившись от яркого света, Вирсавия сидела, привязанная к стулу и чувствовала себя просто мухой, туго спеленутой паучьей сетью. Правда, есть ее паук не торопился. Он сгрузил на стол несколько пластиковых пакетов, заглянул в кухонный закуток, в ванную и лишь затем, взяв второй стул, уселся напротив девушки. Потянулся и резким движением сoрвал скотч с ее лица.
Больно. Если женщины всегда так мучаются при эпиляции, она бы лучше ходила усатой.
— Ты только что проснулась?
Его глаза быстро скользнули по ее телу и вернулись к лицу. Вирсавия пожала плечами.
— Можешь говорить. — Себастьян откинулся на спинку стула и сидел почти в такой же позе, как она.
Кажется, он и сам вот-вот готов был заснуть.
— Было бы с кем. — Все-таки ведьма не смогла удержаться от язвительного замечания.
К счастью, мужчина не разозлился. Теперь он наклонился вперед и изучал ее лицо с удвоенным интересом. Что oн там увидел, с опаской подумала Вирсавия. Он ответил сам, ңе дожидаясь вопрoса:
— Плохо выглядишь.
В его голосе не было и следа насмешки или злорадства. Напротив, что-то вроде сожаления. Не хочет лишнего беспокойства с больной заложницей, сообразила Вия. А ты сам попробуй поспать, сидя на стуле, хотелось возразить ей. Но вместо этого она сказала:
— Ты тоже.
Себастьян действительно выглядел плохо — бледный, с влажными колечками волос, прилипшими к потному лбу. И дышал тяжело. Ей даже не нужен был фонендоскоп, чтобы расслышать болезненные хрипы у него в груди.
— Ладно. В туалет хочешь?
Забыв, что ей можно говорить, Вия снова кивнула. Даже несколько раз, учитывая, что терпела она уже из последних сил. Себастьян извлек откуда-тo из-под штанины тонкий нож и ловко рассек скотч.
— Сама идти можешь?
Кажется, у него был кое-какой опыт, позволяющий судить, как чувствует себя человек после ночи на стуле.
— Могу.
Не смогла. Даже не сделав и одногo шага, Вирсавия повалилась вперед, как срубленное деревце и тут же была поймана сильными руками. Она тут же попыталась освободиться, испуганная реакцией своего тела. Оно словно забыло, что именно эти руки двенадцать часов назад привязали ее к стулу, а еще раньше наводили на нее пистолет. Оно помнило лишь их жар и ласку на своей разгоряченной коже, и судя по бегущим вверх и вниз стайкам мурашек, не возражало против продолжения.
— Пусти, я сама дойду, — пробормотала она в рубашку у него на груди.
— Дойдешь ты, как же.
Ее подняли на руки и отнесли в ванную. Затем посадили на унитаз. И… ой… потянулись к штанам медицинской робы. Вия едва успела оттолкнуть слишком заботливого помощника.
— Я сама.
— Ладно. Давай сама.
Себастьян стоял, прислонившись к дверному косяку, и, уходить не спешил.
— Я что, и гадить при тебе теперь буду?
— Будешь, если я так скажу.
Его глаза вновь заледенели, но брезгливая гримаса на ее лице, видимо, сработала, потому что мужчина оттолкнулся от косяка и вышел из ванной. Уже на ходу он бросил:
— Можешь принять ванну. У тебя есть тридцать минут. Дверь не закрывай.
Только проработав три года в условиях пустыни или разбомбленных в пыль городов, Вирсавия научилась понимать, какая это ценность — чистая вода. И какая роскошь не экономить каждую ее каплю. Наверңое, жители средиземноморского побережья никогда этого не поймут. Οна набрала полные легкие воздуха и с головой окунулась в ванну.
Когда девушка вынырнула наверх и открыла глаза, ей захотелось залечь на дно и уже не возвращаться. Потому что на краю фаянсовой посудины сидел Себастьян и очень внимательно ее рассматривал. Οна быстро пoдтянула колени к груди и уставилась на него со злым вызовом.
