– Это не было частью твоего урока, мой друг, – мягко произнес он. – Этому я научился сам, много, много лет тому назад в Сальбертранском лесу.
Магнебод непонимающе уставился на него.
– Сальбертранский лес? Не помню такого в Туринской марке… Погоди! Ты имеешь в виду тот самый старый лес, который ты когда-то…
– Распорядился сжечь подчистую. – Гримберт кивнул. – Оставил на его месте лишь копоть. Да, в свое время он преподал мне пару уроков.
– Я вспомнил. Тот самый лес. В котором вы с Вальдо…
Лязг оживающих рыцарей мешал Гримберту расслышать, что говорит старый рыцарь. Они строились в боевой порядок впереди пехоты – это значило, что и ему время занимать свое место. Гунтерих терпеливо ожидал его возле походного шатра. С восьмиметровой высоты он выглядел еще более крошечным.
Гримберт забрался в бронекапсулу и, повозившись, устроился в ложементе. Сложнее всего было закрепить паутину амортизационных ремней к креплениям гамбезона, но сегодня он предпочел выполнить эту работу сам, не доверив ее чужим рукам.
– Глухарь на току, – внезапно произнес Магнебод со скрежетом. – Сегодняшнее сообщение от твоего тайного приятеля. Кажется, теперь я понял. Опять паутина. Еще одна твоя чертова паутина…
Гримберт больше не собирался терять время на никчемные разговоры. Он включил вспомогательные силовые установки «Тура», отчего по его механическим внутренностям прошла легкая дрожь. Прежде чем разбудить реактор, предстояло выполнить несколько простых процедур, каждую из которых он знал в совершенстве.
Навигация. Радиоэфир. Показания радаров. Коды инициализации.
Гул работающего на холостых оборотах реактора в глубине грудной клетки «Тура» не изменился, но Гримберту показалось, что в нем появились мурлыкающие нотки – стальной воин приветствовал его, своего единственного владыку и сюзерена. Он тщательно закрепил многочисленные путы амортизационных нитей и убедился, что все настроено и отлажено наилучшим образом. Гунтерих не зря ел свой хлеб.
Он вытянул из специального разъема гроздь холодных нейроштифтов, похожих на связку металлических змеиных хвостов, и стал методично вставлять их в отверстия, слыша удовлетворенное бормотание аппаратуры. Каждый контакт отзывался мягким щелчком где-то в затылке.
Опытный рыцарь никогда не вставляет штифты все сразу, одновременно. Во-первых, можно повредить нервную систему. Единение человека и машины – сложный процесс, не терпящий небрежности и спешки. Нужны терпение и осторожность, чтобы живое и неживое стали единым целым. Во-вторых, – Гримберт неохотно признавался в этом самому себе – он старался растянуть удовольствие перехода.
На смену расплывчатым формам и блеклым цветам привычного ему человеческого мира приходил другой, состоящий из миллионов новых оттенков, для которых не было названия даже на высокой латыни. Мир покрывался тончайшей изморозью траекторий и схем, обозначая невидимые воздушные течения, расчетные траектории движения и электромагнитные поля, серебрился ажурными узорами баллистических вычислений.
Гримберт с наслаждением повел плечами, чувствуя, как многотонная громада «Тура» послушно подчиняется ему, едва слышно гудя сервоприводами. Его тело больше не состояло из слабой плоти – одна сплошная бронированная сталь. Сердце больше не качало кровь, не стучало, теперь в его теле разливался лишь тихий гул электрической мощи. Мысли превратились в спокойные, четкие импульсы, утратив человеческую суетливость, Гримберт легко управлял их течением, производя сложные вычисления. Это был его мир – привычный, удобный и знакомый. Жаль, что глухое забрало «Золотого Тура» не было способно улыбаться, иначе Гримберт обязательно улыбнулся бы.
Он уже собирался было включить полный передний ход, когда обнаружил, что «Багряный Скиталец» все еще стоит на прежнем месте, а его бронекапсула открыта. Сенсоры «Тура» легко разглядели и увеличили лицо Магнебода. К удивлению Гримберта, глаза старого рыцаря все еще были открыты и осмысленны – и сейчас он пристально смотрел на «Золотого Тура». Однако их выражение, несмотря на высочайшую разрешающую способность «Тура», оставалось неясным.
Удивление? Недоумение? Отвращение?
«Со стариками всегда так, – с легким раздражением подумал Гримберт, машинально проверяя показатели орудийных систем и боекомплект. – Многие из них превосходные воины, способные управляться с доспехами лучше, чем с вилкой в руке, но они не замечают очевидного – стареет не только плоть, которую они отказываются обновлять из-за своих нелепых обетов, стареет и ум. Теряя свойственную молодости гибкость, он ветшает, лишаясь своей главной способности – анализировать и видеть долгосрочную перспективу».
Эти старые рыцари все еще пытаются перемолоть сопротивление артиллерийскими залпами или залить горючим из огнеметов, не понимая, что куда большего можно достичь, шепнув слово здесь, отпустив намек там и совершив пару элегантных финтов перед нужными людьми. Стратегическое планирование – вот что выигрывает война. Четкие, продуманные до мелочей, планы и их безукоризненная реализация, а вовсе не реактивные минометы и автоматические пушки. Вот почему многие из них со временем превращаются в балласт, хоть и не достигли возраста биологического угасания.
Прежде чем Гримберт успел скомандовать выступление, мессир Магнебод что-то пробормотал, и сенсоры «Тура», проанализировав движение его тонких стариковских губ, мгновенно преобразовали его для Гримберта в аудиозвуковой сигнал. Движение было коротким, так что слово получилось лишь одно.
«Паук».
Часть третья
Три с половиной угловые секунды – совсем небольшая ошибка, входящая в допустимую погрешность баллистических вычислителей. Но этой ошибки хватило для промаха.
Гримберт скрипнул зубами, наблюдая за тем, как снаряд, который должен был угодить в грудь лангобардскому рыцарю, раскрошил угол здания, обрушив на улицу водопад из осколков черепицы и каменной пыли.
Ошибка. Он терпеть не мог ошибок, безжалостно уничтожая их еще тогда, когда они находились в спектре вероятного, до того, как они были в силах повлиять на исполнение запланированного. Однако время от времени они все-таки случались – словно насмешка Господа над всеми мыслимыми ухищрениями созданных Его волей глиняных кукол, в которых Ему суждено было вдохнуть жизнь.
Лангобардский рыцарь лишь пошатнулся от взрывной волны. Тяжелая, уродливая машина, созданная словно в насмешку над имперскими доспехами – сплошная клепаная сталь и небрежные сварные швы. Но на удивление проворная, если смогла избежать попадания главным калибром «Тура».
Будь лангобард поумнее, вернулся бы под защиту зданий – глиняные и кирпичные инсулы
[56] Арбории были скверным укрытием от крупнокалиберных снарядов, но обещали хоть какую-то защиту. Однако тот думал иначе. Взревев сервоприводами, лангобардский рыцарь устремился навстречу «Туру» по сужающейся спирали, хищно поводя стволами своих разномастных бомбард.
