– Всем, кто меня слышит… – Гримберт выдохнул эти слова в эфир, еще не зная, что произнесет следом, но быстро собрался с духом. – Всем рыцарям Турина, кто сохраняет способность передвигаться. Приказ маркграфа. Отступаем на восток, сохраняя боевой порядок.
– Никак с женевцами придется схватиться, мессир? – спросил кто-то опасливо.
Не все из рыцарей Туринского знамени были обучены грамоте, не все разбирали сложные тактические этюды, но для того, чтоб понять происходящее, не требовалось быть великим знатоком. Все и так было яснее ясного – задачка, с которой справится последний оруженосец.
– Отступаем в оборонительном порядке, – приказал Гримберт. – В ста туазах позади нас есть небольшая площадь. Готовимся к обороне по ее периметру. Первыми огонь не открывать, но руки держать на гашетках. Если женевцы думают, что смогут взять нас, точно жареных гусей, их ждет неприятный сюрприз!
– Дельная мысль, – мрачно согласился Магнебод. – Может, и продержимся, пока Алафриду не донесут…
Площадь в самом деле была небольшой, выстроенной вокруг старого, христианских еще времен собора. И хоть сам собор превратился в подобие торчащего вверх обугленного пальца под огнем тяжелых орудий, свободного пространства возле него оставалось достаточно, чтоб расположиться для обороны. Противник вынужден будет приближаться по заваленным камнем и горящим улицам, не имея свободы для маневра, что дает некоторое тактическое преимущество. Но до конца оценить его Гримберт не успел.
– Гримберт, маркграф Туринский, также именуемый Пауком! Я, граф Лаубер из Женевы, вассал императора Франкской империи, требую твоей немедленной сдачи. Если хочешь сохранить жизнь себе и своим людям, уповая на справедливость короны, немедленно прикажи своим рыцарям заглушить реакторы. В противном случае я не могу гарантировать, что ты проживешь достаточно долго, чтоб предстать перед судом.
* * *
Этот голос пронесся над городом подобно вихрю. Оглушительный и вибрирующий, он был так силен, что уцелевшие туринские пехотинцы хватались за головы, прикрывая уши. «Прямо глас Господний, – с усмешкой, больше похожей на оскал, подумал Гримберт, – не хватает разве что горящего куста. Впрочем, горящих домов все еще в достатке…»
– Не пытайся оказать сопротивление и не предпринимай действий, которые могут быть истолкованы как враждебные. Отдай приказ всем своим рыцарям дезактивировать доспехи. Выходи сам, безоружный, подняв руки. Не ухудшай свое и без того скверное положение.
При одной только мысли о том, что придется выбраться из «Тура» и шагать к Лауберу, подняв руки, у Гримберта защипало под сердцем.
Графу Женевскому была нужна не просто победа, ему требовалось унижение. Расплата за все годы борьбы.
«Поздно, самоуверенный ты дурак, – подумал Гримберт, лихорадочно пересчитывая уцелевших рыцарей, пятящихся к площади. – Получив кратковременное тактическое преимущество, ты уже думаешь, будто выиграл битву. А ведь где-то сейчас уже точится топор, которым палач снесет под корень твою голову. Впрочем, нет, топор для тебя будет чересчур хорош. Я попрошу Алафрида придумать для тебя нечто более интересное. Вытягивание жил. Колесование. Оскопление. Четвертование. Сжигание внутренностей или, быть может…»
– Дело дрянь, – хладнокровно сообщил Магнебод, чей «Багряный Скиталец» тоже медленно пятился, водя из стороны в сторону стволами бесполезных уже орудий. – Их самое малое полсотни, и всё прибывают. А нас – неполная дюжина, и половина уже без боеприпасов.
Гримберт был вынужден согласиться с его нехитрой стратегической выкладкой. В зареве пожаров, раздирающих трещащую и чадящую дымом Арборию, уже можно было различить приближающиеся фигуры, шествующие сквозь огонь с грацией механических кукол. Гримберт не видел их гербов, но отчетливо разбирал цифровые сигнатуры.
«Их много, – понял он с опозданием. – Их чертовски много как для отряда, прошедшего ад юго-восточных ворот». Клеф оказался вовсе не так хорош, как думалось. Или, что вероятнее, он уже сбежал из города, плюнув на все договоренности и сделки. Что ж, и до него рано или поздно дотянется рука маркграфа Туринского…
– Гримберт? – В голосе Магнебода впервые послышалось что-то вроде неуверенности.
Старший рыцарь тоже все понял. Быстрее, чем его собственные бортовые вычислители подвели сухой статистический итог предполагаемому бою. Три-четыре минуты огневого контакта, не больше.
– Старый стервятник! – Гримберт через силу ухмыльнулся. – Кажется, граф Лаубер решил сыграть по-крупному. Каким-то образом заглушил связь и решил разделаться со мной, пока господин сенешаль занят посыпанием головы свежим пеплом. Очень мило с его стороны.
– Гримберт!
– Когда Алафрид узнает об этом, то разорвет его на части безо всякого суда. Нам надо лишь продержаться немного времени, мой друг. Уверен, сенешаль уже пытается разобраться, что происходит. Рассылает гонцов и пытается связаться с прочими баннеретами.
«Багряный Скиталец» ворочал тяжелыми орудиями, переводя их с одной цели на другую. Целей делалось все больше, Гримберт больше не отмечал их, визор и без того пульсировал десятками тревожных огней. Вражеские рыцари приближались к ним с трех сторон. Мерно шагающие громады, ощетинившиеся орудиями и жалами излучателей, прикрытые тяжелыми пластами доспехов. Они обступали площадь со всех сторон, захватывая перекрестки и улицы и отражая металлической броней пламя горящих руин. Не было ни выстрелов, ни боевых кличей, ни рева горна – только лишь скрежет многотонных махин. Даже воющая от боли Арбория, превратившаяся в каменное месиво, казалось, на миг затихла в немом ожидании. Сотрясающая город канонада обратилась редкими, вразнобой, залпами.
Впереди всех шествовал великан, неспешный и величественный, как придворный палач. Окрашенный в холодный кобальтовый цвет, ростом не уступающий «Золотому Туру», он спокойно и решительно двигался сквозь завалы и объятые пламенем баррикады, не считая нужным обходить их.
На его плечах возвышалась вытянутая бронированная башня в виде хундсхугеля, усеянная множеством вентиляционных отверстий, и башня эта неотрывно смотрела в сторону «Золотого Тура», ни на дюйм не отклоняясь в сторону.
Орудийные спонсоны на его покатых плечах развернули по направлению к нему орудия, четыре монолитных десятидюймовых ствола. Стволы эти, несомненно, были заряжены и изготовлены к бою. Но отчего-то все еще молчали. Должно быть, не любили попусту говорить – как и их хозяин.
«Урановый Феникс». Доспех Лаубера.
Он двигался впереди прочих, точно ледокол, без сопротивления разрезая объятые пламенем остовы домов, легко отшвыривая со своего пути подбитые трициклы. Его огромные лапы оставляли за собой облака метущихся на мостовой искр.
Гримберт застонал, изнывая от желания всадить сдвоенный залп прямо в тяжело ворочающийся на плечах махины хундсхугель. Он знал, разрушительной мощи двух двенадцатидюймовых снарядов на близкой дистанции было достаточно, чтобы проломить все слои защиты, превратив его содержимое в нежный парной паштет сродни тем, что подаются при императорском дворе. Но Гримберта никогда бы не прозвали Пауком, если бы он действовал опрометчиво, не отдавая себе отчета в последствиях. Даже имея выгодную позицию, он не мог позволить себе открыть огонь. По крайней мере, первым.
