– Что?
– Это не оборванцы, что разбойничьих хлебов вкусить решили. – Берхард задумчиво поднял из снега тлеющий уголек и, подумав, бесшумно раздавил его пальцами. – Это ребята, по всему видать, упрямые и решительные, а я таких не люблю.
– Чертовски решительные, – пробормотал Гримберт, – раз уж решились преследовать рыцаря в доспехе. Или настолько безмозглые, что, пожалуй, не разберут, где в аду сковородка, когда придет час.
Берхард поморщился. Может, не отрегулированные должным образом динамики доспеха казались ему чересчур громкими, а может, и по другой причине.
– Пехотинцу, допустим, супротив рыцаря переть дело бессмысленное. А ну как они подготовились?
Гримберт пренебрежительно фыркнул:
– Как, скажи на милость? Потащили с собой в горы чертову бронебойную пушку? Ты сам сказал, они идут быстро, а значит, налегке!
– Пушки у них, может, с собой и нету, – задумчиво протянул проводник. – А вот небольшая динамо-реактивная пушечка-безоткатка вполне быть может. На салазках-то – небольшой груз. Это тебе не бомбарда в пятьсот квинтал весом, она ходу почти не помешает.
Гримберту мгновенно перехотелось острить. Переносная динамо-реактивная пушка для сверхтяжелого «Золотого Тура» представляла не больше опасности, чем лягушка для крестьянской телеги, но для той рухляди, в которую он теперь был заточен, могла быть смертоносным оружием. Три дюйма брони в самом толстом месте лба – не та сила, что помешает раскаленной кумулятивной струе прожечь корпус до самой бронекапсулы и превратить его в кусок спекшегося со сталью мяса.
– Или пяток серпантин?
[37] – Берхард зевнул, глядя в звездное небо над собой. – Я такие штучки видал, когда при службе был. На вид небольшие, три человека с собой несут, а ядрышко-то подкалиберное, и с вольфрамовой начинкой. Такое четыре дюйма стали навылет пройдет, пожалуй…
Для несведущего в рыцарских делах бывшего пехотинца Берхард, кажется, довольно неплохо представлял себе суть вещей. И чертовски хорошо понимал, что изношенный доспех легкого класса, устаревший еще во времена его прадеда, может быть грозной силой лишь в тех условиях, которые соответствуют его боевым возможностям. Дюжина профессиональных ландскнехтов при паре легких полевых орудий может повергнуть рыцаря при удачном стечении обстоятельств за несколько минут. Не потребуются ни герольды, возвещающие начало схватки, ни торжественные сигналы горна, лишь пара хладнокровных наводчиков да выверенные прицелы.
Гримберт настроил фокус рыцарских сенсоров на максимум и взглянул в ту сторону, куда прежде с беспокойством посматривал его проводник. Разумеется, ничего не увидел. С наступлением темноты Альбы превращались в россыпи угольно-серых теней с острыми зазубренными контурами. С двух арпанов не рассмотреть и ставшую лагерем армию.
Лаубер. Это слово колючим стальным шипом коснулось затылка. Словно примериваясь, куда лучше вонзиться.
У Лаубера хватит денег, чтобы нанять даже не дюжину ландскнехтов, а целую роту кондотьеров
[38] при легких полевых орудиях. Да еще выделить им в помощь столько профессиональных проводников и «альбийских гончих», сколько сыщется во всех окрестных городах.
Лаубер – осторожный в мелочах человек, а еще он всегда доводит дело до конца. И дело, которое называется «Туринский Паук», тоже обязательно должно было быть доведено до конца.
Дьявол. Гримберт едва сдержался от того, чтоб изрыгнуть в микрофоны бронекапсулы сложноустроенное ругательство на латыни – Берхард все равно бы его не понял, а шуметь лишний раз в Альбах – дело для дурака.
Ему следовало догадаться, что псы Лаубера снуют по округе, выискивая его след. Но вот о чем он точно догадаться не смог бы – что они устроили засаду под Бледным Пальцем, точно зная, где его ждать. Этого нельзя было объяснить даже дьявольской проницательностью графа Женевского. Даже вмешательством самого Господа Бога, если на то пошло.
– Как быстро они идут? – кратко спросил он.
Берхард колебался недолго.
– Достаточно быстро, мессир. Если глаза меня не подводят, на каждую нашу лигу они делают три.
– Значит, мы будем идти быстрее! Вспомни самые короткие пути, я введу их в навигационную систему и…
– Без толку, мессир.
– Что?
– Твоя консервная банка, – Берхард коротко махнул рукой в его сторону. – Мы могли бы махнуть через Глейсервилль, вот только ты не пролезешь даже в самую большую его трещину. А на Снежной Карге тебя не выдержит лед, он и под человеком-то играет… Если хочешь уйти от погони, тебе придется…
Черно-белый мир вдруг подернулся рябью, поплыл, утонул в оглушительном шипении. Столь громком, будто весь лежащий в Альбах снег, сколько бы его ни было, вознамерился сойти, увлекаемый одной исполинской лавиной.
Гримберт вздрогнул в своей бронированной капсуле. Не лавина, определил он секундой спустя, и не ошибка в оптических контурах. Это доспех реагирует на мой страх. Страх перед словом, которое еще не было произнесено.
– Нет.
Берхард устало вздохнул. Как вздыхал десятки раз прежде за время их многодневного пути.
– Бросил бы ты эту бочку, пока не поздно. Она тащится медленнее, чем подвода с дровами, а уж топчет так сильно, что стадо коров бы лучше не управилось.
Конечно. Все просто. В мире бывшего альмогавара, кажется, вообще не существовало сложных вещей.
Потушить реактор. Напрячь одряхлевшую руку, заставив ее вытащить гвозди нейроштифтов из черепа. Распахнуть стальной кокон, позволив замерзшему телу выпасть в снег. Снова нырнуть в вечную непроглядную ночь, в которой не существует ни факелов, ни ламп, которую никогда не разогнать ни одной искре.
Ни за что на свете. Никогда. Он никогда больше не обречет себя на эти муки. Не превратится в беспомощное слепо бредущее по жизни существо. Если ему не удалось умереть как Гримберту Туринскому, страшному Пауку, он по крайней мере умрет как рыцарь.
– Я не покину свой доспех, – отчеканил он. – Даже если мы оба полетим в пропасть. Даже если мне суждено изжариться в нем, как в медном быке. Даже если…
Берхард заворочался, устраиваясь на ночевку. Там, где прогорел огонь, снег стаял и земля немного прогрелась. Не настолько, чтоб сделаться мягкой, но Берхард, по-видимому, вполне довольствовался и этим.
– Дело твое. А теперь будь добр заткнуться и не портить мне сон. Грохоту от тебя, как от сарацинской мечети с тремя минаретами…
– Мы ведь не оторвемся, так?
– Не оторвемся, мессир. Пара дней у нас в запасе, пожалуй, есть, но не более того. Захотят – уже завтра догонят. И тогда… Ну, на твоем месте я бы понадеялся, что эти пушки на твоей бочке торчат не для того, чтобы развешивать белье.
