Оберст, не глядя, схватил эбонитовую телефонную трубку, но ничего сказать в нее не успел.
И шторм пришел. Внезапно, как приходят самые сильные и коварные морские шторма, чьи волны в мгновение ока вырастают из глубин. Дирк ощутил, как его тело подхватывает неудержимым движением этого шторма, как все члены мгновенно деревенеют и само сознание тоже деревенеет, становясь ничего не значащим придатком, крошечным пятном белого света, подвластной щепкой, несущейся в пене огромной волны. Он ощутил тошноту, как всегда в таких случаях.
Хозяин марионеток взялся за нити.
Первым успел Мертвый Майор. Сделав короткий шаг к ближайшему караульному, «Висельник» вскинул руку, перехватил ствол упиравшегося ему в живот карабина. Отвел его вверх, поднырнул… В короткий и кажущийся мимолетным удар кулака было вложено больше силы, чем в хук профессионального боксера. Раздался громкий треск, и караульный врезался в стену, потеряв сперва сознание, а мгновением спустя – и оружие. Карабин, беспомощно лязгая, покатился по затоптанному полу.
Щуплый Фриш извернулся ужом, подобрался и снес другого пехотинца с ног так запросто, словно тот был не более чем набитым сеном мешком, из тех, на которых отрабатывают приемы штыкового боя. Кажется, его противник даже не успел понять, что происходит. Голова караульного гулко врезалась в пол, и короткий удар закончил дело.
Оставшиеся караульные предусмотрительно стояли поодаль от мертвецов, и у них хватило времени среагировать.
А еще им не нужна была команда оберста, чтобы стрелять.
Два винтовочных выстрела оглушительно хлопнули в блиндаже почти одновременно, оглушив всех находящихся внутри. Дирк ощутил короткий мощный толчок в правую часть груди. Не очень сильный, как тычок кулаком в драке, но его все равно развернуло вокруг оси. Скосив глаза, он увидел в серой ткани пониже ключицы маленькое дымящееся отверстие, обрамленное лохматой бахромой. Боли не было, как и тогда, когда он запустил руку в смердящую пасть мертвого кабана. Только легкий зуд в районе лопатки и ощущение вибрации в груди.
Стреляли от бедра, подумал он мимоходом, двадцатью сантиметрами выше бы… Пуля второго караульного принесла еще меньше толку. Она угодила в створку бронированной двери возле Шеффера, лязгнула металлом и рикошетом задела щеку денщика, вырвав из нее небольшой клок кожи. Как и Дирк, Шеффер не обратил на это ровно никакого внимания. Сделать еще по выстрелу бойцам фон Мердера не удалось.
Тело Дирка оказалось возле стрелявшего быстрее, чем тот успел передернуть затвор карабина. «Только бы не убить, – успел подумать Дирк, глядя в широко раскрытые от ужаса мальчишечьи глаза и чувствуя собственный кулак, приходящий в движение, неспешно и даже плавно, как стартующая торпеда. – Крови на себе не хочу. Не его, дурака, крови…»
Парню повезло. Кулак Дирка врезался ему под дых, выбив из караульного весь воздух, как из резиновой груши. Второй удар быстро отправил караульного в нокаут. Тот растянулся на полу, выронив злосчастный карабин. Живой. Голова болеть будет, но кости целы. Всю оставшуюся жизнь еще будет рассказывать, как всадил в мертвеца пулю.
Если много у него осталось этой жизни…
Шеффер тоже не терял времени даром. Ловко парировал штык коротким ударом предплечья, подобрался ближе, двинул правой… Дирку оставалось лишь надеяться, что караульная команда оберста не очень велика. Если он кликнет подмогу… Тоттмейстер прав, тогда уже междоусобную бойню не остановить. «Висельникам» рано или поздно придется пролить кровь. А там, где проливается кровь, уже не до дипломатии. Пехотинцы озвереют, почуяв знакомый запах алой жижи. Их много вокруг, а «Висельников» лишь пятеро, не та сила, чтобы сравнивать. Был бы рядом взвод «листьев»… Эта сила могла напугать воинство фон Мердера, но сейчас Дирк ею не располагал – его мертвецы продолжали зачищать траншеи от драугров, спасая жизни этим отважным, но таким глупым детям с карабинами в руках.
Дирк слишком поздно заметил, как какой-то усатый фельдфебель тянет из кобуры «парабеллум». Тоже молодой, даже усы юношеские еще, тонкие. Молодые – самые большие дураки из всех. Не умеют учиться на ошибках. И первыми умирают. Этот фельдфебель просто не успел понять, что ничего не может противопоставить мертвецам, а может, просто не хотел понять. Может, был уверен, что человек с горячим сердцем, защищающий Отечество, всегда будет сильнее мертвеца, как герой в старых германских легендах всегда оказывается сильнее чудовища. Или же он просто плохо знал чудовищ, с которыми ему пришлось иметь дело. Дирк увидел мягкий блеск хорошо смазанной стали.
И понял, что не успеет добежать.
Фельдфебель стоял на другом конце помещения, к тому же за столом. И, что самое паршивое, он целился не в «Веселых Висельников». А в Бергера.
И вновь тело Дирка отреагировало само, быстро и сосредоточенно. От него требовалось не так много. Вскинуть ружье, направить его в нужную сторону и спустить податливый спусковой крючок. Дирк даже не целился, только успел заметить мелькнувший в желобке прицела лоб, прикрытый русыми волосами.
Грохот оружейного обреза заставил бумаги на столах подняться в воздух и разлететься по всему блиндажу тревожными белыми птицами. Очень остро запахло порохом – знакомый сладковато-кислый запах. Столь густой, что впору порадоваться тому, что можно не дышать. Сноп картечи ударил в стол, за которым стоял фельдфебель, и легко проломил эту преграду. Кусками пластмассы и стали разлетелся телефон. Бесшумно лопнула во множестве мест висящая за спиной фельдфебеля карта. В него самого пришлось не меньше половины заряда. Этого хватило, чтобы сжимавшая пистолет рука превратилась в дымящуюся культю, а живот и его содержимое выплеснулось на пол, заляпав пол, сапоги оберста и рассыпанные бумаги.
Фельдфебель сполз на пол, так и не выпустив из растерзанной руки оружия. Карта за его спиной была заляпана еще парящей багровой кровью, выделяющейся на фоне траурно-черных типографских линий. Пятна были большие, разной формы. Словно в одно мгновение, которое потребовалось Дирку для того, чтобы спустить курок, из небытия возникли целые континенты, острова и архипелаги.
Фельдфебель умер в тишине.
Тишина была бы полной, если бы не звон в ушах. Оберст фон Мердер попытался что-то сказать, но в горле у него пересохло, наружу выбрался лишь скрип. Кое-кто из штабных офицеров, тоже успевших схватиться за кобуру, очень медленно убирал руку в сторону. Похвальная предусмотрительность, учитывая смотрящее на них ружье.
– Дурак, – сердито бросил тоттмейстер Бергер, отворачиваясь от мертвого фельдфебеля. – Он мог жить. Но он поступил как дурак и потому теперь мертв. Это не радует меня, господин оберст. Госпоже не нужны дураки. Их и так поставляют в ее чертоги по тысяче в день… Я сам напишу семье этого офицера. Впрочем… Пожалуй, нет. Вряд ли они обрадуются письму от тоттмейстера. Могут еще подумать что-то нехорошее. Лучше займитесь этим вы. В конце концов, это не первый человек, погибший сегодня из-за вас.
Оберст фон Мердер быстро оправился от потрясения. Хороший офицер всегда умеет быстро оценить изменившуюся обстановку. Красные бесформенные пятна еще плыли по его лицу, но взгляд уже переменился. Оберст сумел взять себя в руки.
