— Качни еще раз! Сильнее.
Менно налег на камень изо всех сил, но не сдвинул его и на миллиметр. Сердце тяжело бухало в груди, скрипела напряженная спина. Но ничего не изменилось. У него не было власти над камнем.
— Слизняк, — выдавил лейтенант Цильберг с презрением, — Даже на это не годен. Впрочем, уже неважно. Теперь, конечно, неважно.
Он замолчал, и молчал долго, разглядывая неровный каменный потолок. Менно не решался задать ему вопрос, сидел тихо поодаль. Он сам постепенно вспоминал все, что произошло — точно кто-то несоизмеримо более сильный разбирал постепенно завал в его собственной голове, высвобождая придавленные воспоминания.
Они шли со вторым отделением. Якоб, Коберт, Ольферс и прочие. Шли тихо, как умеют идти лишь крысы под покровом ночи, лишь едва слышно хрустела земля под ногами. Каждый тащил на спине деревянный ящик с серыми гранулами аммиачной селитры, а Ольферс, которого давно уже в шутку прозвали Лаокооном
[21], был вдобавок обмотан связками запального кабеля, отчего казалось, что его душит в объятьях множество тонких змей. Унтер Шранк шел замыкающим, как и положено командиру отделения, а лейтенант Цильберг не уставал подгонять сапёров. Делал он это беззвучно, хлопая по спинам. В такие минуты люди забывали про дар речи, памятуя о чуткости английских слухачей. Мало того, само тело привыкало не издавать звуков. Менно помнил, как Ольферс, обрезая однажды кабель, случайно срезал кусок мяса с фаланги. При этом он не проронил ни звука, лишь стиснул зубы. Наверняка, попадись им сейчас группа проходчиков-англичан, «крысы» и в бой устремились бы бесшумно.
Но англичан не было. В полтора часа они добрались по места назначения, своей конечной точки. Здесь уже было запасено все необходимое, включая материал для забивки минной каморы — штабеля досок и камня. Работали сосредоточенно, споро. Передавали друг другу ящики со взрывчаткой и аккуратно укладывали их друг на друга. Управились очень быстро: сто шестьдесят килограмм по меркам сапёрного взвода было крошечной порцией. В прошлом «крысам» Цильберга приходилось устанавливать куда более сильные заряды — на двадцать тонн, на тридцать, даже на семьдесят.
Менно не работал с прочими. Обратившись в слух, он прижимался к стене. Тут, под английскими позициями, было царство меловой осадочной породы, распространявшей пресный, щиплющий носоглотку, запах. Чтобы сосредоточиться, он даже убрал фонарь в карман. Но оснований поднимать тревогу не было. Он не ощущал ни ритмичных ударов английских лопат, ни отзвука шагов. Лишь естественный шорох земли, который звучал ночью и днем, и к которому он давно привык, как привыкают к негромкому сопению спящего на соседней койке товарища.
В полчаса с работой было покончено, Ольферс установил электрический детонатор, и лейтенант приказал готовить забивку. Здесь пришлось повозиться больше, но сапёры не жаловались. Бревна перекладывали дёрном и укладывали ровным накатом, так, чтоб те образовали идеальную поленницу. Затем пришел черед мешков с песком. «Крысы» тихо кряхтели, перетаскивая их на своих узких, но удивительно выносливых, как у мулов, спинах. Унтер-офицер Шранк лично проверял качество забивки, и угодить ему было непросто. Забивка — непростая штука. Окажись забивка недостаточно плотной — взрывная волна не будет сфокусирована, обратится бесполезным сотрясением грунта. Слишком плотная забивка станет непроходимым завалом после взрыва, отрезав штурмующие части от выхода на поверхность. Но сегодня «крысы» не готовили штурма.
— Хорошо должно получиться, — шепотом сказал лейтенант Цильберг наблюдающему за укладкой Шранку, — Если сложится удачно, похороним добрую дюжину английских штреков. Кроме того, если данные разведки верны, неподалеку располагается и казарма. Большой удачей будет прихлопнуть этих тараканов прямо в их гнезде.
Шранк что-то ответил, но что именно, Менно не знал — он слушал землю.
А потом…
Они возвращались, это он помнил. Прежним путем, легко считывая понятные только «крысам» метки. Ольферс аккуратно отматывал за собой кабель. Кажется, успели пройти не менее половины пути, прежде чем…
— Это не контрмина, — неожиданно сказал лейтенант Цильберг. Тело его обмякло, уже не пытаясь противостоять раздробившим ноги валунам, в свете фонарика блестело мокрое от пота лицо, — Сперва я думал, что англичане взорвали на нашем пути контрмину. «Томми» всегда были хитрыми ублюдками. С них бы сталось специально обозначить для нас ложную цель и окружить ее контрминами. Выманить крыс к наживке и перебить. Но нет. Это была не мина. Что-то другое. Возможно, обычный обвал. Почва здесь ненадежная, взрыв тяжелого фугаса на поверхности мог обрушить сотни тонн породы, перерезав наш туннель. Какое досадное совпадение, верно? Именно в тот момент, когда мы были здесь…
Больше лейтенант Цильберг ничего не сказал, задохнулся от боли и, прикрыв глаза, стал размеренно и глубоко дышать.
Сам обвал Менно почти не помнил. Осталось лишь воспоминание о том, как мягко качнулась земля под ногами, а потом вдруг кто-то истошно закричал, может быть, Якоб?.. Вокруг загудел камень, потом сердито затрещал, как огонь, который заливают водой, но страшнее всего был едва различимый треск — это лопалась удерживающая своды крепь, на глазах превращаясь в болтающиеся измочаленные щепки… Он успел увидеть, как каскад камня вминает в землю впереди идущего, превращая человеческое тело в разлохмаченное, пересыпанное песком, тряпьё.
А потом черная волна ударила Менно и поглотила без следа, совершенно стерев все прочее. И он оказался в темноте. В той, где не было ни малейшего звука.
* * *
Лейтенант долго молчал. Возможно, потерял сознание от боли, Менно этого не знал. Он настолько боялся Цильберга, что предпочитал лишний раз не глядеть на него. А больше здесь глядеть было не на что. От того, что осталось от Коберта, взгляд отскакивал сам. Коберту попросту не повезло. Он успел отскочить в сторону, едва не сметенный завалом, но большой камень, вывалившийся из потолка над Кобертом, мгновенно обрушил крепь и ударил его в голову. Стальная каска для него оказалась не прочнее куриной скорлупы. Каска лопнула вместе с тем, что в ней находилось, и Коберт уткнулся в землю.
Больше не было никого. Менно с помощью фонарика обследовал штрек и не нашел никаких следов человеческого присутствия, если не считать раздавленного, как консервная банка, чьего-то фонаря и чудом уцелевшего Железного Макса. Взрывная машинка была помята, но, зная ее неприхотливый характер, Менно был уверен, что внутренности уцелели. От нее к минной каморе по-прежнему тянулся электрический кабель. Все верно, Железного Макса нес под мышкой Коберт, прежде чем…
Никто из второго отделение не выжил, это Менно понимал и сам, без помощи лейтенанта. Захлебываясь от страха и отгоняя его светом фонарика, он обошел весь завал, но ничего иного не обнаружил. Некоторое время он пытался разобрать его, сдирая в кровь пальцы и тихонько постанывая, но попытка эта была рождена не разумом, а невыносимостью ожидания. Он умел чувствовать камень. И если чутье еще не изменило ему, завал был огромен. Метров двадцать перемешанной породы, земли, камня и потолочных балок. Если бы весь сапёрный взвод взялся за расчистку, на это ушло бы два дня. Но Менно почему-то не слышал отзвуков работающего инструмента.
