Дитмар попытался отшвырнуть торпеду, идущую наперерез линейному крейсеру, но сделал это слишком поспешно. Он выплеснул ее на поверхность вместе с фонтаном воды, вместо того, чтоб просто сбить с курса и заставить уйти на дно. Дитмар поторопился. Не проявил к морю должного уважения. Торпеда ударилась брюхом о бронированный бок «Фон дер Танна» и отскочила в сторону, не разорвавшись, но каскад вскипевшей от высвобожденной энергии воды окатил самого Дитмара. В следующее мгновение он уже выл от боли, прижимая руки к обваренному лицу, а спасательная команда срывала с него пышущую паром раскаленную одежду… Нельзя позволять себе неосторожности, когда работаешь с морем.
Кронберг открыл портсигар, закусил губами папиросную гильзу. Небольшая пауза перед следующими упражнениями. Сперва — повышение силы поверхностного натяжения. Упражнение сложное, но без него не обойтись. Потом — смена подводных течений с термальным контролем. Это то, что понадобится ему в самое ближайшее время. А потом…
Кронберг услышал звук, который вплелся между гулом моря, шелестом волн и рокотом перекатывающихся камней. Звук, который не под силу издать водной стихии — резкий звук осыпающейся земли. Кронберг быстро обернулся.
И на фоне утреннего бледно-синего неба увидел человеческую фигуру, замершую на обрыве, окаймлявшем бухту. Потрепанные шорты, застиранная рубаха, сандалии с ремешком. Мальчишка. Лет восемь или, может, девять. А то и все десять — Кронберг всегда плохо разбирался в детском возрасте. Детей он не любил и в их обществе находился редко.
Мальчишка стоял на обрыве, напряженный, точно держал в руках валун сродни тому, чьи осколки усеяли пляж, и во все глаза смотрел на Кронберга. Поняв, что его заметили, он ссутулился — ну точно гимназист, которого поймали на краже почтовых марок.
«Видел, — раздраженно подумал Кронберг, — Наверняка видел. Торчит здесь уже Бог знает сколько времени, а я, конечно, его и не заметил. Проклятая детская любознательность. И вот пожалуйста».
— Эй, ты! — крикнул он громко, морской ветер разметал его слова, как беспомощных чаек, — Слышишь, ты!.. Иди сюда! Спускайся!
Мальчишка опасливо и медленно слез на песок, скрипя по камню старыми сандалиями на ремешке. Но на Кронберга он смотрел без испуга, как полагается всякому мальчишке смотреть на сердитого взрослого, напротив, с едва сдерживаемым восхищением. Его глаза были прозрачны, как горный родник, и все чувства находились на поверхности. Никаких глубинных течений. Мальчишка смотрел на Кронберга, как на фокусника, спрятавшего в цилиндр толстого белого кролика и заставившего его пропасть. Пожалуй, это было даже не восхищение, а благоговение. Кронберг почувствовал себя неуютно, словно в мокром нижнем белье под сухой одеждой.
Глупейшая ситуация.
— Ты кто? — спросил он строго, — Ну! Не слышишь? Отвечай!
— Франц, — пробормотал мальчишка, стараясь не встретиться с ним взглядом, — Франц меня зовут.
— Кто такой?
— Сын горничной из отеля. Из «Виндфлюхтера». Это здесь, рядом. Вы же у нас остановились, да?
Кронберг нахмурился.
— Откуда тебе знать, что у вас?
— На этот пляж только от «Виндфлюхтера» тропа идет, господин магильер.
«Господин магильер» — он мысленно скривился. Значит, все видел. Пропало дело. Что ж, он ведь допускал и такую ситуацию. И даже план на этот случай имеется, давно составленный и выверенный.
Вернуться в гостиницу, быстро собрать вещи — и на вокзал. Вечером будет поезд на Берлин. Впрочем, сперва надо зайти на телефонную станцию, предупредить Мартина. Он, конечно, будет очень расстроен. Мартин ничего не скажет Кронбергу, по крайней мере, не по телефону. Но в укорах не будет нужды. Собственная совесть истыкает его тысячами ядовитых булавок. Простейшее дело, на два дня работы, а засыпался как самый последний олух. Потренироваться захотел… Силы проверить. Опытный магильер проиграл сыну горничной. И теперь уж ничего не поделаешь.
— Значит, все видел, а? — спросил он мальчишку, стараясь говорить не сердито, а весело, отчего голос зазвучал искусственно и саркастично, — Подглядывал, выходит?
— Не подглядывал, господин магильер, — вздернул голову Франц, — Просто… Ну, заметил. На пляж хотел спуститься, за ракушками… И увидел ваш фокус.
— Фокус! — передразнил Кронберг, сам не понимая, отчего тратит время на этот разговор. Все уже определено, — Разве можно детям подглядывать за взрослыми!
— Я не подглядывал! И я же не знал, что… нельзя.
Мальчишка, в сущности, был прав. Смотреть на чудака, замершего у воды и машущего руками, не запрещено. Да и махать руками тоже. Пять лет назад, узнав, что ты магильер, человек мог плюнуть тебе под ноги, да еще и выкрикнуть что-то вроде «кайзеровский пес!». Сейчас народ к этому спокойнее относится. Забывают войну, забывают господ магильеров, верное кайзеровское племя… Но разоблачение инкогнито иногда может быть очень опасно. Как в его, Кронберга, случае. Даже смертельно-опасно.
Надо уезжать. Поймать машину — и тут же на станцию. Дело не выгорело. Мартину придется смириться. Кронберг вздохнул и поднял голову, чтоб в последний раз взглянуть на море. Когда еще удастся свидеться?..
Море волновалось, сердито выбрасывая пенные языки, но злость эта казалась не опасной, как на войне, а по-старушечьи сердитой. Море злилось на Кронберга за то, что он снова бросает его и пропадает. Как пропал в тот раз. Кронбергу не хотелось бросать море. Только сейчас, прикоснувшись к его холодному соленому телу, он понял, как скучал по нему все эти годы. Как ему не хватало этих прикосновений. Ворчания этого древнего чудовища под боком, бесконечно чужого человеку, бесконечно мудрого и непонятного. Но, может… Может, есть шанс?
Кронберг облизнул губы, ощутив на них соленую морскую влагу, и наклонился над мальчишкой, требовательно уставившись ему в глаза.
— Слушай, ты… Франц. Ты знаешь, кто я такой?
Тот кивнул.
— Вы магильер. Вассермейстер, верно? Вы водой управляете.
— Молодец, — сказал Кронберг, поморщившись, — Все верно. Вассермейстер.
— Вы такие штуки делали… — Франц округлил глаза, взмахнул руками, — Ух! Как фонтан! Как кит! Я такого нигде прежде не видал. Слушайте, а вы пузырь из воды выдувать можете? Мы в цирке как-то раз видели, там дяденька вроде вас взял ведро и…
— Франц, — ему пришлось изобразить еще один строгий взгляд, чтоб мальчишка замолчал, Строгий-Взгляд-Взрослого-Человека, — Слушай меня внимательно, пожалуйста. Да, я вассермейстер. Магильер. Но об этом ты никому не скажешь. Понял? Ни маме, ни приятелям, ни постояльцам гостиницы. Никому. Дело в том, что я тут по… частному делу. Я бы не хотел, чтоб ко мне приставали, и не ищу компании. Понимаешь, что я говорю, да? Я тут отдыхаю. Общаюсь с морем и все такое. Вспоминаю старые деньки. Мне не нужно чужое внимание. Знаешь, что такое «инкогнито»?
— Знаю. Это когда втайне.
— Вот именно. Я в Хайлигендамме в некотором роде инкогнито. Поэтому ты никому не должен говорить, что я — вассермейстер. У нас с тобой будет уговор. Секрет. Верно? Ну, держи. Секреты полагается скреплять.
